Разговорчики №48. 31 марта 2008 г.
АННА ГИЛЁВА: Здравствуйте, уважаемая публика! Я надеюсь, что меня хорошо слышно и не только меня. Я рада вас всех приветствовать, спасибо, что пришли! И сегодня у нас будет происходить такая камерная история. Практически, междусобойчик, присутствуют только свои люди, я бы так сказала. Меня зовут Анна Гилёва. Это проект «Разговорчики», и что у нас происходит? У нас начало очередного сезона, и сегодня, можно сказать, такой переломный момент, потому что я передаю свои полномочия другому человеку и ухожу на пенсию. Но по поводу пенсии это, конечно же, шутка, я просто предваряю вопросы, которые могут возникнуть, могу сказать, что я остаюсь руководителем проекта и иногда буду вспоминать молодость, вести «Разговорчики» и все такое… А пока я готова представить нового героя «Разговорчиков» Всеволода Коршунова!
ВСЕВОЛОД КОРШУНОВ: Это не я. Потому что героем «Разговорчиков» будет сегодня Анна Гилёва!
ГИЛЁВА: Произошла операция по смене пола! И теперь я Всеволод Коршунов, да?
КОРШУНОВ: Нет. Я Всеволод Коршунов, а передо мной и перед вами Анна Гилёва — она сегодняшний герой.
ГИЛЁВА: Да, вот, наконец, настали мои 15 минут славы. Вся предыдущая жизнь была ради этого момента, и вот он наступил — ура! На этом, наверное, можно все закончить, попрощаться и счесть все выше исполненное…
КОРШУНОВ: Я не согласен.
ГИЛЁВА: …первоапрельской шуткой. Накануне, что называется!
КОРШУНОВ: Давайте начнем с заумности, потому что меня очень часто спрашивают: а что будет после постмодернизма? Я чешу репу и говорю: «Наверное, будет конец. Конец старой логоцентристской культуры, которая базировалась на этом непостижимом «В начале было Слово». И вот уже сейчас мы видим, как эту культуру сметает новая парадигма культурная, новая цивилизация, которая строится не на содержании, а на форме, не на потаенном смысле, а на ярком образе, не на внутреннем, а на внешнем. Такая вот идет языческая, варварская волна, которой, по-моему, очень сложно противостоять. И в этой связи мне кажется, что «Разговорчики» — это такой заговор очкариков и один из последних оплотов той самой старой логоцентристской культуры. И поэтому я спрашиваю: Аня, можно к вам в заговор?
ГИЛЁВА: Заговор? Понимаешь, нужно разграничить — вот есть «Разговорчики», а есть «Заговорчики». Хотя, в общем, это часть одного целого, да, пожалуйста, хотя, какой у нас тут заговор? У нас тут просто «Разговорчики»!
КОРШУНОВ: Просто «Разговорчики»?
ГИЛЁВА: Да.
КОРШУНОВ: Тогда скажи, кто придумал «Разговорчики», правда ли, что это ты? Как тебе пришла в голову такая замечательная идея, и почему они такие все-таки камерные «Разговорчики», а не «Разговорищи» или не «Разговоры» нейтральные?
ГИЛЁВА: Это, знаешь, комплекс неполноценности, наверное, надо ко всему прибавлять уменьшительно-ласкательные суффиксы. Но на самом деле, конечно, я думаю, всем, кто сюда пришел, это и так давно известно. Это все произошло благодаря, с одной стороны, Ирине Борисовне Паперной – PR-директору этого замечательного клуба, а с другой, я работала в проекте, который назывался «ДиаПрессИнфо». Он состоял из многих-многих частей, это была и газета, куда писали подростки, и интернет-сайт, и была школа журналистики, где я преподавала. И сначала мы просто придумали для детей, которые хотят стать журналистами, устраивать такие мастер-классы, куда приходят состоявшиеся мастера журналистского дела и рассказывают, делятся какими-то секретами профессии. И начали это проводить в «Летчике» — просто потому, что дружили с этим клубом. Это происходило в такое, практически, утреннее время, в 5 часов вечера. Естественно, приходили только школьники и иногда студенты, а потом этот проект закончился, но идея получила развитие, она получила название «Разговорчики». Вот как-то пришло в голову такое название, и это существует аж с 25 октября 2004 года!
КОРШУНОВ: Мне кажется, ты скромничаешь, ведь «Разговорчики» — это не случайное название, да? Они такие скромные, такие камерные, такие вот маленькие «Разговорчики», уютные?
ГИЛЁВА: Нет, но вот первая ассоциация «разговорчики в строю», да? Ну, чем вы тут занимаетесь? Разговариваете, да? Ну, разговариваем, почему нет?
КОРШУНОВ: Скажи, а простила ли ты Шендеровича за то, что он едва не сорвал первые «Разговорчики»?
ГИЛЁВА: Ох! Я, в общем, на него и не обижалась.
КОРШУНОВ: А как так получилось, что ты на него рассчитывала, а он раз и подвел?
ГИЛЁВА: Нет, ну это, я думаю, совершенно нормальная ситуация, потому что одна из реалий журналистского труда — это командировки и, в общем, Виктора Анатольевича просто отправили в командировку. Это была незапланированная вещь, поэтому он и не смог прийти, зато пришел Матвей Ганапольский, а Виктор Шендерович пришел чуть позже и, я думаю, что все остались довольны в любом случае.
КОРШУНОВ: Скажи, а вот, допустим, Британская энциклопедия делает статью о «Разговорчиках», и тебе надо прислать одну-единственную фотографию — ты с кем-то, но только одну. Вот с кем? Кого бы ты выбрала?
ГИЛЁВА: С вами, Всеволод!
КОРШУНОВ: О! Я ждал этого ответа. Спасибо.
ГИЛЁВА: Политкорректный ответ.
КОРШУНОВ: Хорошо. А кого из героев ты боялась больше всего? Нервничала?
ГИЛЁВА: А я всех боюсь, на самом деле.
КОРШУНОВ: Всех одинаково?
ГИЛЁВА: Нет, ну, конечно, кого-то больше, кого-то меньше, но всегда очень сложно. Это вот вопрос из серии «ваш любимый цвет, ваше любимое блюдо, ваш любимый фильм»… Это очень сложно всегда, потому что в каждом случае есть свои нюансы.
КОРШУНОВ: А кого было сложнее уговорить на «Разговорчики» — может быть, так спросим? Вот звонишь ты, значит, вроде да, всё, согласен, но волынит и волынит, тянет и тянет время…
ГИЛЁВА: А я вот не знаю. У меня, наверное, так сознание устроено — я плохого не помню! Мне даже вот сейчас сложно, наверное, я просто не подготовилась к беседе, мне не прислали вопросы заранее…
КОРШУНОВ: Да, я это специально сделал!
ГИЛЁВА: Поэтому я как-то… Ну, может быть, у меня просто по ходу придет ответ на этот вопрос, да?
КОРШУНОВ: Конечно, да, вспомним.
ГИЛЁВА: А! Ну, вот я могу сказать. На самом деле, как это ни странно, человек пришел два раза. Сложно было договориться с Михаилом Козыревым.
КОРШУНОВ: Почему сложно? В чем была проблема?
ГИЛЁВА: Когда я начинала его приглашать, он работал генеральным продюсером «Нашего Радио». У него было очень жесткое расписание, и я все время звонила, и меня к нему никогда не пускали, и секретарь говорил: «Позвоните позже». Я звонила, звонила, звонила, а потом так вот случилось, наверное, к моему счастью, что он оттуда ушел на вольные хлеба и стал более доступным человеком, пришел в «Разговорчики» и даже два раза.
КОРШУНОВ: Была тема первая: «Всё, что вы хотели знать о радио и боялись спросить». А вторая тема какая была с Козыревым?
ГИЛЁВА: Вторая тема — что-то там было, я уже сейчас не помню, что-то про изменение мира.
КОРШУНОВ: Ничего себе тема!
ГИЛЁВА: Но это вот любимые, на самом деле, темы. Вообще, как формулируются темы «Разговорчиков»? Это какой-то такой глобальный вечный вопрос, и в подтексте вечно там спасение мира, человечества и какие-то такие глобальные изменения силой мысли и красоты и всего прочего…
КОРШУНОВ: А ты реально этого ответа ждешь? Ты хочешь получить «да» или «нет» или какую-то версию, какой-то рецепт?
ГИЛЁВА: Нет, я хочу, чтобы меня научили жить.
КОРШУНОВ: Хорошо, чей рецепт оказался самым действенным, и ты его применяешь до сих пор с успехом? Не знаю, умываться нужно теплой водой по утрам, я слышал.
ГИЛЁВА: Нет, холодной! Холодной. Я не знаю, я думаю, что из этого всего, из всех встреч один какой-то универсальный рецепт сводится к тому, что просто нужно делать то, что тебе нравится, быть этому верным, и дальше все сложится. Это из серии «делай, что должен и будь, что будет». Как-то все сводится к этому, да.
КОРШУНОВ: Вопрос из зала.
ДМИТРИЙ МИРОНЕНКО: Что вам нравится делать?
ГИЛЁВА: Сидеть на кухне и разговаривать. Это мое самое любимое времяпрепровождение и ты, в общем-то, об этом знаешь.
МИРОНЕНКО: Тогда почему ты передаешь эстафету Севе, почему ты больше не разговариваешь?
ГИЛЁВА: Нет. Почему? Я теперь разговариваю с Севой. И с другими людьми. Мне, наверное, просто сейчас в меньшей степени интересно получать ответы на какие-то вопросы. Я, видимо, пока их получила, мне теперь надо этот массив переработать. Поэтому пусть пока вопросы позадает Сева, а я периодически тоже буду к этому возвращаться.
КОРШУНОВ: В том-то и дело, Аня тоже будет вести «Разговорчики» с самыми интересными для нее людьми.
ГИЛЁВА: Ну, конечно, вы теперь меня отсюда не выгоните!
КОРШУНОВ: Даже не собирались. Пожалуйста, ваш вопрос!
ИГОРЬ САДРЕЕВ: Я помню, как мы с вами шли по Новому Арбату, и ты вдруг увидела Александра Гарроса, меня тут же бросила, подбежала к нему, вцепилась в него мертвой хваткой. Я, честно говоря, даже не знал, что это за мужик, выглядело достаточно дико…
ГИЛЁВА: Да ладно тебе! Симпатичный парень…
САДРЕЕВ: А Гаррос в это время ждал свою девушку, самое пикантное. И Анна вдруг…
ГИЛЁВА: Да, ты это узнал потом?
САДРЕЕВ: Ну да, они стояли около кинотеатра. Аня стала уговаривать прийти его на «Разговорчики». Я хотел спросить, у тебя были еще такие ситуации, когда ты находила людей каких-то, подлетала и начинала стрясать с них вот эту договоренность прийти в «Китайский летчик».
ГИЛЁВА: Да, ты меня представляешь как какого-то хищника, который ходит и высматривает жертву очередную… Нет, мы с тобой, Игорь, были на мероприятии, где я, по-моему, с тремя людьми договорилась о «Разговорчиках». Это вот был Познер, Борис Хлебников — да, это была грузинская вечеринка прошлой осенью — и Леонид Парфенов. И они все пришли, что удивительно.
КОРШУНОВ: Аня, а вот бывает, что вот идут «Разговорчики», и у тебя встреча какая-то важная, свидание, а «Разговорчики» все не заканчиваются и не заканчиваются, герой все говорит и говорит. И тебе так интересно, что ты думаешь: «Ну и хрен с ними, с этим встречей и с этим свиданием!» Такое бывало?
ГИЛЁВА: Нет, ни разу не бывало, потому что, видимо, сами «Разговорчики» и были свиданием, поэтому хотелось, чтобы это и продолжалось, и продолжалось, и продолжалось.
КОРШУНОВ: Вот я сказал «хрен с ним» — слово, которое, я, допустим, не люблю. Вот скажи, а есть ли какое-то слово табуированное в твоем лексиконе, которое ты никогда не позволишь себе произнести?
ГИЛЁВА: Ну, не знаю. В микрофон я стесняюсь материться, а так иногда позволяю себе.
ИЗ ЗАЛА: А герои не стеснялись?
ГИЛЁВА: Ну, бывало, бывало, да. Это все всегда, как мне кажется, было по делу.
МИРОНЕНКО: А кого-нибудь запомнила, так чтобы сочно и часто?
ГИЛЁВА: Сочно и часто?
МИРОНЕНКО: То есть, у тебя сидит герой, ты ему что-то задаешь, а он там как попер на тебя! Пять слов, но таких — пикантных.
ГИЛЁВА: Но это было скорее не на меня, это были «Разговорчики» с Олегом Кашиным. Такой достаточно известный и состоявшийся журналист, тогда он работал в «Коммерсанте» и сделал себе имя благодаря тому, что он писал о молодых политиках. Это было, наверное, года три назад. Был какой-то период времени, когда была модной эта тема — «Молодежное Яблоко», «Оборона», какие-то клоны украинской «Поры» и т.д. И причем публика пришла соответствующая — его ньюсмейкеры — молодые политики. И как-то вот там такая лексика присутствовала. Но мне было страшно немножечко не потому, что он попер на меня, а просто они очень все такие были товарищи экспрессивные. Даже какую-то листовку подожгли, и давай тут размахивать. Я думаю, Господи, сейчас спалят клуб, и как-то было страшно, что с этим не справишься и это приобретет какие-то неконтролируемые формы. А остальное — если что-то и было, то, видимо, по делу. То есть, обусловлено контекстом и даже красиво местами.
КОРШУНОВ: Скажи, а есть такие персонажи, кого бы ты никогда не позвала бы на «Разговорчики», такое может быть? Или всех готова позвать, со всеми готова разговаривать?
ГИЛЁВА: Нет, не со всеми. Тут же никогда не было таких соображений, что этого человека надо позвать, а этого не надо. Кто был интересен, того и звали.
КОРШУНОВ: Скажи, а интересный человек — это какой человек, с твоей точки зрения?
ГИЛЁВА: Это опять-таки из серии общих вопросов. Но наверное, это все-таки человек, который занимается любимым делом, делает это виртуозно, красиво и самозабвенно, и хочется какой-то кусочек тех чувств, которые он вкладывает в свое дело, как-то уловить и, может быть, вдохновиться от него.
КОРШУНОВ: Как мне кажется, у каждого из нас есть некий сканер внутренний. Я, когда вижу человека незнакомого, я сразу обращаю внимание на лицо — доброе оно, открытое или закрытое, озлобленное. У тебя какой сканер? На что ты обращаешь внимание при первом взгляде на человека.
ГИЛЁВА: Я же, как правило, вижу его первый раз не здесь…
КОРШУНОВ: Нет, ну вообще, не в «Разговорчиках», а вообще.
ГИЛЁВА: Хороший вопрос…
КОРШУНОВ: Есть люди, которые смотрят вниз — вверх, снова вниз, сканируют глазом, буквально. Есть, кто на одежду обращает внимание…
ГИЛЁВА: Я часто обращаю внимание на то, что я могу не помнить, даже если я с человеком не так давно знакома — какого цвета глаза и какого цвета у него какой-то элемент одежды. Схватывается какое-то общее ощущение. Самое главное, чтобы человек был индивидуальностью и все.
КОРШУНОВ: У меня есть еще один сканер – он называется «Восемь детских вопросов». Отвечать нужно, не думая. Что первое в голову приходит, то и говорить. Восемь бездумных ответов. Какого цвета был букварь?
ГИЛЁВА: Разноцветный.
КОРШУНОВ: Какое из произведений школьной программы ты так и не прочитала?
ГИЛЁВА: Ну, Всеволод! Можно воспользоваться подсказкой?!
КОРШУНОВ: Нет. Так, из эпохи прописей — самая ненавистная, самая трудная буква? Какая буква не получалась?
ГИЛЁВА: Ой! Я не знаю. Меня, наверное, нужно в какое-то состояние гипноза погрузить, потому что я не помню.
КОРШУНОВ: У меня была «е» прописная самая сложная.
ГИЛЁВА: А почему?
КОРШУНОВ: Вот не знаю. Я ее ненавижу до сих пор.
ГИЛЁВА: Я вот сейчас думаю… Какая сложная по написанию? Какая-нибудь «ща» — потому что с хвостиком еще.
КОРШУНОВ: Хорошо, поехали. Кем хотела стать в 5 лет?
ГИЛЁВА: Балериной, наверное.
КОРШУНОВ: Первую двойку получила по...
ГИЛЁВА: У меня с двойками очень плохо было. Я такая отличница…
КОРШУНОВ: Хорошо, первую тройку? Для отличников тройка страшнее, чем двойка.
ГИЛЁВА: У меня по физкультуре было очень плохо всегда. Всякие кони, козлы, через которые нужно было прыгать! По канату залезть — это все! Это никогда.
КОРШУНОВ: Хорошо. Мама била по губам за слово… (Пауза) Не била?
ГИЛЁВА: Давайте пусть зал отвечает! У них лучше получается!
КОРШУНОВ: Крысу старухи Шапокляк звали…
ГИЛЁВА: Лариса!
КОРШУНОВ: У Винни-Пуха в голове находятся…
ГИЛЁВА: Опилки!
КОРШУНОВ: Молодец!
ГИЛЁВА: Вы поставите мне пятерку? Поставите?
КОРШУНОВ: На самом деле, здесь оценки нет. Вопросы же не детские, на самом деле, а фрейдистские. Я просканировал Аню, и теперь все про нее знаю.
ГИЛЁВА: Выдайте, пожалуйста, диагноз.
КОРШУНОВ: В конце.
ГИЛЁВА: В конце? Ну ладно…
КОРШУНОВ: Хорошо, давай пойдем дальше. Скажи, из словесных, литературных потрясений, что было последним? Книжка какая-нибудь, стихи, рассказ какой-нибудь, роман. Что заставило вздрогнуть, заплакать?
ГИЛЁВА: Я скажу, да, была такая книжка, она называется «Полубрат», автор…
МИРОНЕНКО: Кристенсен.
ГИЛЁВА: Да. Это норвежский или датский?
МИРОНЕНКО: Норвежский.
ГИЛЁВА: Вот прям вообще, обрыдалась.
КОРШУНОВ: О чем там? Я не читал.
ГИЛЁВА: Кстати, там главный герой — сценарист. Я хочу сказать, что Сева по основной профессии сценарист. Поэтому ему крайне интересно. Да, и главного героя звали Барнум. И я после этого ручного домашнего плюшевого бегемота тоже назвала этим именем.
КОРШУНОВ: А, с которым я знаком?
ГИЛЁВА: С которым ты знаком, да. Такой в горошек.
КОРШУНОВ: Хорошо, а вот такой интимный вопрос — над чем в последний раз плакала?
ГИЛЁВА: Конечно же, от жалости к себе. Что я такая несчастная. Что у меня так плохо в жизни.
КОРШУНОВ: Ну, ты себя победила, я надеюсь?
ГИЛЁВА: Это же такое влияние настроения… Пока я плакала, я думала, что это так, потом перестала, и как-то, видимо, до следующего плакания все в порядке.
КОРШУНОВ: Отлично.
САДРЕЕВ: А можно вопрос?
КОРШУНОВ: Да, конечно.
САДРЕЕВ: Я знаю, что Аня перед встречей с Максимом Кантором прочитала все два тома «Учебника рисования». Мне очень интересно, как тебе это удалось?
ГИЛЁВА: Как… Читать меня научили в три года…
КОРШУНОВ: Уже? Ничего себе…
ГИЛЁВА: Да, и вот как-то я с этим умением живу и никак не могу разучиться.
САДРЕЕВ: Там же больше тысячи страниц, больше, чем у Толстого, мне кажется.
ГИЛЁВА: Больше «Войны и мира»? Первые полтора тома я быстро прочитала, а потом у меня наступила пауза, и второй том я дочитала непосредственно перед «Разговорчиками» с Максимом Карловичем. Просто неудобно было не дочитать.
САДРЕЕВ: А там про что вообще? Про рисование?
ГИЛЁВА: Там частично про рисование, про последние 20 лет российской истории и про роль либеральной интеллигенции в ней, я бы так сказала.
КОРШУНОВ: Ань, а вот что хочется прочитать, очень хочется, но никак руки не доходят — то времени нет, то в книжный не можешь зайти, книжный закрыт все время на профилактику оборудования. Вот есть такая книжка, которую руки чешутся прочитать, глаз чешется, а никак не получается?
ГИЛЁВА: Да нет, если глаз чешется, то обычно все происходит просто. У меня, на самом деле, много пробелов в образовании, поэтому, конечно, хочется прочитать древнегреческую литературу, какие-нибудь философские труды — Канта, Гегеля, Фихте и т.д. Они периодически покупаются, складываются на полочку, но вот руки доходят до них не всегда.
КОРШУНОВ: Похожая ситуация. Скажи, а вот с перечитыванием… Очень хочется перечитать, еще раз открыть, а толком не получается никак?
ГИЛЁВА: Перечитать? Не знаю, перечитать — если хочется, то обычно происходит, как-то давно этого не было.
КОРШУНОВ: То есть, тяги к перечитыванию нет?
ГИЛЁВА: Нет, ну стихи — их, наверное, проще перечитывать…
КОРШУНОВ: Чьи стихи?
ГИЛЁВА: Я думаю, все тут знают, чьи стихи… Дмитрия Быкова…
КОРШУНОВ: То есть, это современные все-таки? Не Ахматова с Цветаевой?
ГИЛЁВА.: Вот как-то да. А еще Дмитрий Воденников! На данном жизненном этапе — современные авторы.
КОРШУНОВ: Хорошо. Из другой серии…
ГИЛЁВА: Мне хочется сказать: «А давайте зададим вопрос кому-нибудь в зале!», потому что мне кажется, что я много говорю, и это, наверное, не очень интересно.
САДРЕЕВ: А расскажи про свои отношения с Быковым, который всегда здесь витает как святой дух. Приходит регулярно на «Разговорчики»…
ГИЛЁВА: Какой это святой дух?
САДРЕЕВ: …пристает к женщинам и задает вопросы.
ГИЛЁВА: Он еще громко смеется.
САДРЕЕВ: Расскажи, расскажи, как тебя жизнь свела с ним.
ГИЛЁВА: Я не помню, когда состоялась первая историческая встреча. Я вспомнила, да! На самом деле, как литератор он мне давно нравился, а потом, когда еще существовал этот проект со школой журналистики, я его позвала и ушла из проекта. Так получилось. И проводил кто-то из моих коллег вот здесь же, в «Летчике», но пришло как раз три с половиной человека и, похоже, он очень обиделся. И когда я уже позвала его на «Разговорчики», встретив его — по-моему, это была презентация книги «Эвакуатор» — он сказал: «Понимаете, можно как-то, чтобы было с кем поговорить?» Я сказала, что да, в этот раз будет все хорошо, и как-то, видимо, с тех пор мы стали — ну как? — я ни в коем случае не могу сказать, что мы дружим, мы просто знакомы и в очень хороших отношениях. А поскольку у меня все равно работа такая, она связана с тем — не только в «Разговорчиках» — что я договариваюсь с людьми, беру у них интервью или прошу у них комментарии, и очень часто… Ну, вот последний сюжет, который я делала для «Итоговой программы» — там присутствовал комментарий Дмитрия Быкова. Но я просто знаю, о чем он может говорить, а он может говорить практически обо всем и, мне кажется, поскольку он это делает умно, глубоко, ярко, интересно, то я всегда использую возможность о комментарии или об интервью его попросить.
КОРШУНОВ: Еще вопрос, да?
МИРОНЕНКО: Аня, скажите, пожалуйста…
КОРШУНОВ: А можно без позы?
ГИЛЁВА: Мы, конечно, все ее любим, но…
МИРОНЕНКО: Аня, можно совершенно меркантильный вопрос? Какие вы любите получать подарки запланированные, незапланированные, полезные, неполезные, и у вас скоро день рождения…
ГИЛЁВА: Да ладно, «скоро»…
САДРЕЕВ: По сравнению с вечностью — скоро.
ГИЛЁВА: Не знаю. Это все зависит от настроения. Последнее время полезные все-таки…
САДРЕЕВ: Как-то: миксер, тостер?
ГИЛЁВА: Мечта любой женщины — блендер. Вот блендера очень не хватает. Есть даже две соковыжималки, а вот блендера…
КОРШУНОВ: Ань, ты представляешь, ты на день рождения получишь 20 блендеров.
ГИЛЁВА: Я их буду раздаривать другим женщинам.
КОРШУНОВ: И сделаешь всех счастливыми.
ГИЛЁВА: Да!
КОРШУНОВ: Я тут где-то вычитал, что психологи, социологи, изучая слова-паразиты, людей разделили на две категории. Есть люди-«как бы», которые всегда говорят «как бы», которые всегда сомневаются, а есть люди-«на самом деле» или люди-«реально», которые как раз какую-то истину провозглашают. Вот ты кто?
ГИЛЁВА: И то, и другое. Ну, правда. И «как бы», и «на самом деле».
КОРШУНОВ: В каких случаях «как бы»?
ГИЛЁВА: Это тема для очередного фрейдистского исследования. Я сама не анализировала с этой точки зрения.
КОРШУНОВ: Какие еще у тебя слова-паразиты?
ГИЛЁВА: «Ну», «там», «правда».
КОРШУНОВ: А есть слово в твоем лексиконе, которое ты ненавидишь, и хотела бы от него избавиться?
ГИЛЁВА: Не знаю….
КОРШУНОВ: А в лексиконе других людей? Слова, которые тебя очень раздражают…
ГИЛЁВА: Не, не, раздражают же не слова. Раздражать может какой-то конкретный человек, а слова — это какая-то такая мелочь, которая не важна…
КОРШУНОВ: Такой еще вопрос, связанный с языком. Я лет последние 20 слышу разговоры о том, что русский язык нужно спасать. Сначала от англицизмов, потом от сленга, потом от стиля udaff.com. Вот ты, правда, считаешь, что русскому языку нужна скорая помощь? Или это все преувеличение, язык сам со всем справится?
ГИЛЁВА: Это из серии — в каждую эпоху находились люди, которые говорили, что наш мир катится в бездну. Он все катится, катится, катится. Хотя, конечно, сейчас я уверена, что он катится с большей скоростью, но я думаю, что люди 500 лет назад были ровно на столько же уверены.
КОРШУНОВ: Ты, как носитель языка, к лингвистике имеющая непосредственное отношение, какие «аппендиксы» ты бы вырезала в русском языке или нарастила как раз? Вот чтобы ты сделала, чтобы он был идеальным русским языком? Или он и так нормальный?
ГИЛЁВА: Он такой, какой он есть, а по поводу идеала, я думаю, это недостижимая вещь. Конечно, за него нужно всегда бороться, но хаос, он побеждает.
КОРШУНОВ: Из другой серии вопрос. Как так получилось, что Татьяна Толстая засиделась на «Разговорчиках» 6-7 часов?
ГИЛЁВА: Это просто публика была благодарная, и были энтузиасты, которые не хотели ее отпускать. Но это было, как мне кажется, обоюдное желание, она тоже не хотела уходить, мне кажется, ей было приятно, что задаются вопросы и это делают умные люди…
МИРОНЕНКО: Не всегда.
ГИЛЁВА: Да, не всегда. Там был острый момент, когда человек зашел просто погреться и… Но в целом это было взаимно.
МИРОНЕНКО: Аня, скажи, пожалуйста, рекорд Толстой — она сидела, по-моему, до четырех утра…
ГИЛЁВА: Нет, нет, до двух.
КОРШУНОВ: Но тем не менее.
МИРОНЕНКО: Я помню цифру 3 или 4, потому что даже ее сестра звонила в клуб…
ГИЛЁВА: До двух.
ИЗ ЗАЛА: Но вот этот рекорд кто-нибудь побил?
ГИЛЁВА: Нет. Нет. Это был рекорд.
КОРШУНОВ: Удивительно, потому что телевизионный образ Толстой в чем-то замкнутый, агрессивный…
ГИЛЁВА: Вот! Вот, наверное, кого я больше всего боялась! Да, потому что я думала, что Татьяна Никитична мне совершенно священный ужас внушала…
КОРШУНОВ: И съест тебя…
ГИЛЁВА: Да, что она меня съест! Вот съест и все! А оказалось …
КОРШУНОВ: Вот ты ее увидела, она села и что? Ты поняла сразу, что не съест или как?
ГИЛЁВА: Я призналась в этом, я сказала, что, мне кажется, вы меня съедите. А она говорит: «Ну, что тут есть?!» И как-то…
КОРШУНОВ: Даже не покусала… Скажи, есть такая игра — «гадание по книжкам». Ты увлекаешься этой штукой?
ГИЛЁВА: Когда открываешь страницу?
КОРШУНОВ: Открываешь определенную страницу, определенную строчку и читаешь, что у тебя будет завтра.
ГИЛЁВА: Еще можно гадать, даже есть такой сайт, по цитатам из книг Макса Фрая…
КОРШУНОВ: Ты увлекаешься этим гаданием книжным?
ГИЛЁВА: Иногда бывает у меня, когда хочешь получить ответ на какой-то вопрос. Но то, что я получаю в этих книжках — это меня разочаровывает. Потому что это не конкретный призыв к действию, я так и не поняла, что мне нужно сделать.
КОРШУНОВ: Надо же! А я всегда вижу какие-то намеки…
ГИЛЁВА: Намеки, да. Но это же намеки, а хочется же, чтобы была двухсотпроцентная определенность. Нужно сделать так и не иначе.
КОРШУНОВ: А я вот вижу трактовку, и мне она кажется абсолютной.
ГИЛЁВА: И тебе одного раза хватает? Потому что я начинаю открывать на других страницах, беру другую книгу, мне все не нравится.
КОРШУНОВ: Мне тоже иной раз… Меня не устраивает перспектива. Я хочу перегадать, но я всё понимаю.
ГИЛЁВА: Да, да, да. Все понятно, но хочется, чтобы ответ был какой-то более, более…
КОРШУНОВ: Оптимистичный…
ГИЛЁВА: Радужная перспектива. Чтобы я открыла, а там написано: «Аня, все будет хорошо». А такую фразу попробуй откопай в книге. Там же все как-то…
КОРШУНОВ: Нет, нет, я понимаю. А вот в принципе, открыла там что-нибудь… и хоп и сбылось! Было такое?
ГИЛЁВА: Поскольку я всегда оставалась недовольной тем, что открывалось, я потом захлопывала все книжки и какое-то сама себе предлагала решение.
КОРШУНОВ: Отлично, то есть, забывала и шла дальше.
ГИЛЁВА: Да. Да.
КОРШУНОВ: Такой очень серьезный вопрос. Частый вопрос в интервью: что бы вы хотели изменить в своей жизни? И ответ всегда такой: «Нет, ничего не хочу. Все хорошо». А я вот думаю: какой странный ответ — у меня всегда есть какие-то ситуации, когда я неправильно поступил и хочется ее изменить, хочется вернуться. У тебя есть такие ситуации, когда слово нужно было сказать, оно было так важно человеку, так он ждал, а ты не сказала или, наоборот, сказала то, что не нужно было бы сказать.
ГИЛЁВА: Нет, ну было, как было.
КОРШУНОВ: Не хочется вернуться?
ГИЛЁВА: Нет. Не хочется вернуться.
КОРШУНОВ: Ну что, есть еще вопросы из зала?
САДРЕЕВ: А почему ты свою фамилию всегда с буквой «ё» пишешь? Это к вопросу о смерти языка.
ГИЛЁВА: Вот! Да! Это очень правильное наблюдение! Чтобы ее не перевирали, ну, там же «ё».
САДРЕЕВ: Я знаю, что ради тебя единственной в газете печатали «ё».
ГИЛЁВА: И где такое было? Что, ради меня?
САДРЕЕВ: Конечно, да.
ГИЛЁВА: Да? Это в какой газете?
САДРЕЕВ: Газете «Акция», в которой ты работала. Точки была ради тебя.
ГИЛЁВА: Да вы что?! Ну, спасибо! Мне очень приятно.
САДРЕЕВ: Вы не чувствуете при этом привкус эгоизма?
ГИЛЁВА: Ну да, почему нет?
КОРШУНОВ: Приятный привкус.
ГИЛЁВА: Приятный, да.
КОРШУНОВ: Скажи, пожалуйста, я знаю, ты была Снегурочкой, дарила людям радость и подарки. Что ты при этом испытывала? Не хотела отдавать подарки? Или с радостью их отдавала? Ты была доброй Снегурочкой или какой?
ГИЛЁВА: Вот там сидит девушка по имени Алиса, она при этом присутствовала, и это происходило при…
КОРШУНОВ: А она Дедом Морозом была?
ГИЛЁВА: Нет, нет. Мы с ней как-то были клоунами. Ведь да, были, Алиса?
КОРШУНОВ: Расскажи, как так получилось?
ГИЛЁВА: Так получилось, что у моих друзей было концертное агентство, а я дописывала диссертацию. И у меня было мало заработков, и мне предложили такой вид заработка, и это был колоссальный опыт. А самый, наверное, дикий Новый Год мы проводили в сауне — Дед Мороз и Снегурочка. Я представляю, сейчас рисуются картины какого-то там разврата вселенского… Нет. Мы были в костюмах…
МИРОНЕНКО: Вы подумали про меня.
ГИЛЁВА: Потому что ты засмеялся громче всех!
САДРЕЕВ: На голое тело…
ГИЛЁВА: Нет, нет. Все было очень прилично. Просто люди отмечали Новый Год в сауне. Это было не на самый Новый Год, а перед. Какое-то у них там было корпоративное мероприятие, сидели в предбаннике, что-то ели, в шлепках, каких-то майках, а мы… У нас там была программа с Дедом Морозом. При всем при этом все прошло без эксцессов.
МИРОНЕНКО: Скажи, а в чем оно заключалось, потому что, я понимаю, как с детьми можно — расскажи мне стишок, я подарю тебе подарок, а взрослым людям…
ГИЛЁВА: Вот точно так же! Они же к этому времени выпьют. И им как раз хочется, чтобы их попросили рассказать стишок и подарили подарок. Да, да, конечно. Мне кажется, это как раз людям нравится.
МИРОНЕНКО: А по времени ты сколько должна была?
ГИЛЁВА: Стандартная программа час же… Да, Алис?
МИРОНЕНКО: А что там можно было делать час в сауне? С меня бы семь потов сошло, реально, в костюме Деда Мороза. Что с ними можно делать? Расскажи мне стишок — он рассказывает.
ГИЛЁВА: Ну, там конкурсы всякие… Там же были всякие песенки, и под эти песенки надо было специальным образом танцевать. То есть программа — она была.
МИРОНЕНКО: Ты на полную работала? Ты плясала и пела? Как девушка, которая пишет диссертацию...
ГИЛЁВА: В нормальном состоянии, конечно, я к этому всему относилась с диким снобизмом. Если бы мне кто-то рассказал, что кто-то проводил Новый Год в сауне, я бы сказала «Что там вообще было?» Но когда включаешься в процесс, все происходит вполне себе. Как-то ты воспринимаешь «надо», и дальше там что-то включается, и дальше программу отрабатываешь и все. Нет, ну я, конечно, не готова была работать там 3-5 часов, а потом прыгать в бассейн. Нет, нет, я такой человек очень рациональный, не могу поддаться безумию по полной.
САДРЕЕВ: Вопрос цены, мне кажется. А за сколько вас сейчас можно выписать на Новый Год?
ГИЛЁВА: Мы обсудим. Мы обсудим с вами в индивидуальном порядке.
КОРШУНОВ: То есть, готова?
САДРЕЕВ: Значит, ты в индивидуальном порядке обсудишь, а может, сидят люди, которые не имеют возможности лично тебя об этом спросить, но очень хотят на Новый Год в сауну.
ИЗ ЗАЛА: Нет, можно не в сауну.
ГИЛЁВА: А все-таки можно не в сауну?
ИЗ ЗАЛА: Можно без костюма Снегурочки.
ГИЛЁВА: Ох! Ох!
КОРШУНОВ: А хотелось бы вернуться к этому периоду в жизни?
ГИЛЁВА: В каждом периоде жизни есть свои прелести, поэтому отрицания никакого нет абсолютно. Это был прекрасный период, по-своему… Так же как и настоящий период по-своему прекрасен.
КОРШУНОВ: Ты была не только Снегурочкой, но еще и клоуном.
ГИЛЁВА: Да.
КОРШУНОВ: Расскажи про клоуна. Правда, грустного почему-то…
ГИЛЁВА: Да это тоже самое. Ну что такое клоун? Я думаю, что все сразу представляют, что-то какие-то делала смешные номера — нет. Клоун — в данном контексте это игровая программа с детьми, какие-то конкурсы, какие-то танцы под музыку под определенную. Просто такое какое-то веселье…
ИЗ ЗАЛА: Ясно, у кого нос красный, тот и клоун.
ГИЛЁВА: Причем здесь красный нос? Там же дети. В детском саду это происходило, вот Алиса не даст соврать. По поводу клоунов Алиса все знает, она начальников клоунов.
КОРШУНОВ: Ты еще у нас начальник старушек…
ГИЛЁВА: Каких еще старушек?
КОРШУНОВ: …потому что играла старушку в чеховской пьесе.
ГИЛЁВА: Да, было дело.
КОРШУНОВ: Рассказывай. Чехов все-таки.
ГИЛЁВА: Ох! Ты уверен, что это интересно?
КОРШУНОВ: По-моему, да. Как такая цветущая женщина вдруг стала бабулькой? Мне интересно.
ИЗ ЗАЛА: Готовится.
ГИЛЁВА: Да, да, я готовлюсь, а что? Со всеми же это рано или поздно произойдет. Ну, рисовали мне эти морщины…
КОРШУНОВ: Как тебе в этом образе жилось — комфортно, некомфортно? Или хотелось как можно скорее разгримироваться и убежать?
ГИЛЁВА: Нет, это же понятно, что это было такое ситуационное. Я же понимала, что если этот грим и костюм и образ — теперь это навсегда, теперь мне 70, и больше уже никогда не будет столько, сколько вот… Но мне нравилось. Это же интересно, какой-то новый опыт. Очень мне было интересно. Прямо очень был хороший опыт.
КОРШУНОВ: Такой вопрос — я однажды проболел один урок истории, а мне очень понравилось задание, которое там было. Мы писали сочинение на тему «Если бы можно было взять интервью с одним историческим деятелем, то с кем бы ты его взял и как бы провел?» Причем только с одним. Кого бы ты выбрала, если пришлось бы такое сочинение писать на уроке истории?
ГИЛЁВА: Понимаешь, этот ответ тоже требует какой-то подготовительной интеллектуальной работы…
КОРШУНОВ: А вот именно что все! Время пошло, выбирать прямо сейчас нужно и писать 45 минут. Больше времени нет.
ГИЛЁВА: Я не знаю, какая-нибудь Таис Афинская.
КОРШУНОВ: Почему она?
ГИЛЁВА: Пришла в голову.
ИЗ ЗАЛА: Кто это, главное?
КОРШУНОВ: Женщина...
ГИЛЁВА: Женщина.
КОРШУНОВ: …которая сожгла дворец Дария. И этого я ей никогда не прощу.
ГИЛЁВА: Да. Такой роман есть российского автора.
КОРШУНОВ: Ивана Ефремова.
ГИЛЁВА: Да. Он и историк, и фантаст.
КОРШУНОВ: Замечательный роман.
ГИЛЁВА: Да. Вот, кстати, эту книжку я несколько раз перечитывала. Правда, это было давно, в школе училась, но это все как-то меня очень трогало. Это тоже история человека, который своим путем идет. Ну, потом всякие штучки женские. Может, мне какие-то секреты рассказали бы?
КОРШУНОВ: Знаешь, ты меня однажды очень удивила тем, что сказала: у интересного человека должна быть за хребтом какая-то жизнь с какими-то переживаниями, проблемами преодоленными, да? Почему именно так? Почему не абсолютное счастье, не зеленая улица, почему повороты лихие?
ГИЛЁВА: Это не ко мне вопрос. Это куда-то туда…
КОРШУНОВ: А почему именно это интересно?
ГИЛЁВА: Потому что это то, что делает человека. Проходя какие-то испытания, он делается сильнее, он становится другим, он меняется и это очень важно — все это пережить. Но я думаю, это какие-то банальные вещи я говорю… Но это вот так… Это жизнь, деточка!
КОРШУНОВ: То есть, все герои «Разговорчиков» прошли длинный-длинный путь такой сложный-пресложный, да?
ГИЛЁВА: Да нет, я не думаю, что он был сложный-пресложный…
КОРШУНОВ: У каждого по-разному, да?
ГИЛЁВА: Да. Да.
КОРШУНОВ: А вот если к возвращению в прошлое. Кого бы тебе еще хотелось бы позвать на «Разговорчики»? С кем ты не наговорилась?
ГИЛЁВА: С Дмитрием Быковым.
ИЗ ЗАЛА: С Толстой.
ГИЛЁВА: Да. Да. Можно тоже. Почему нет.
КОРШУНОВ: А тему как-то можно определить?
ИЗ ЗАЛА: А кого бы не хотелось позвать во второй раз?
КОРШУНОВ: Спрашивали уже.
ГИЛЁВА: Не хотелось позвать?
ИЗ ЗАЛА: Второй раз.
ГИЛЁВА: Не знаю. Есть кто-то. Есть. Но я сейчас не готова отвечать.
КОРШУНОВ: У Андрея вопрос есть.
АНДРЕЙ ГЛАЗОВ: По поводу твоей роли старухи 70-летней. Это потом переняла Моника Белуччи, сыграв 300-летнею старуху…
ГИЛЁВА: Конечно, конечно. Это мой пример ее вдохновил, безусловно. Да, жизнь прожита не зря.
КОРШУНОВ: Подсмотрела Моника…
ГИЛЁВА: Да.
КОРШУНОВ: Слямзила. Еще вопрос.
ЮЛИЯ ФёДОРОВА: Аня, а были у тебя курьезные ситуации, неожиданные, которые, может быть, хорошо заканчивались во время «Разговорчиков»? Как-то может гости себя вели, может быть, они делали тебе какие-то сюрпризы, какие-то неожиданности во время «Разговорчиков», которые тебе запомнились.
ГИЛЁВА: На самом деле, каждые «Разговорчики» неожиданные. Потому что всегда есть представление о человеке какое-то, а потом он приходит сюда, и ты понимаешь, что многие твои представления о нем, они совершенно ошибочны. Но вот я скажу, что для меня трудные очень были «Разговорчики», но в тоже время, в конце так прям очень было хорошо — с Паперным. Алексей Паперный, вы все знаете, арт-директор клуба «Китайский летчик» и музыкант прекрасный. Потому что он был как-то очень настроен против, но как ни странно, когда есть некое противоборство и конфликт — это самое интересное, потому что это, во-первых, меня как-то заставляет взбодриться и открываются какие-то дополнительные возможности, даже появляется какое-то остроумие и все прочее. И потом, в этом конфликте всегда что-то происходит. Он заканчивается всегда, как правило, хорошо, и люди открывают друг о другое что-то новое, и понятно, что это защита, совершенно понятно, что иногда можно не защищаться, а просто получить удовольствие от происходящего.
ФЁДОРОВА: Аня, я имела ввиду какие-то конкретные ситуации в действии — что-нибудь, что не только касается разговора, а, может, поведение гостей…
ГИЛЁВА: Юля, подскажи, подскажи мне!
ФЁДОРОВА: Я не могу. Я просто задаю вопрос.
ГИЛЁВА: Я понимаю, что это такой вопрос, который всем задают — курьез. Блин, мне очень сложно сейчас.
ФЁДОРОВА: А ты помнишь с Арбениной...
ГИЛЁВА: Ну, это из серии достаточно мягких вещей. То есть, это не было ощущение, что сейчас все провалится. Это в «Разговорчиках» была Диана Арбенина — это лидер группы «Ночные снайперы» — и так было запланировано, что она во время «Разговорчиков», я об этом не знала, в то время пока она находилась здесь, ей должен был позвонить Козырев, который тогда уже работал на радиостанции «Серебряный дождь», и она должна была принять участие в его программе — ответить на пару вопросов. И она об этом знала, а я нет. И вот в процессе разговоров раздался звонок. Она говорит: «Так, я ему сказала, что я на «Разговорчиках», он сказал, что это прекрасно, всем приветы, я сейчас отвечу». И это достаточно быстро было. Там все передали друг другу привет. Передали привет «Разговорчикам». Тут фанаты дружно поорали. Да, был такой неожиданный момент. Я просто… Когда ты меня спрашиваешь курьез, мне кажется, что должно быть что-то такое драматическое. Я начинаю судорожно вспоминать: «А было ли что-то такое драматическое?»
ИЗ ЗАЛА: Смешное!
ФЁДОРОВА: Да, смешное, неожиданное для тебя.
КОРШУНОВ: То есть, чаем никого не обливала? И тебя чаем не обливали?
ГИЛЁВА: Пока нет. Видимо, все впереди еще.
ИЗ ЗАЛА: Как это все отлажено?
ГИЛЁВА: Да нет. Нет. Ну почему «отлажено»? На самом деле, я же говорю — я очень, очень боюсь, мне всегда кажется, что будет провал, что у меня кончатся вопросы, которые я придумала дома, и потом наступит тишина, и все поймут, что я вообще идиотка, и в зале тоже не будет вопросов. И гость встанет и уйдет, и вообще будет кошмар, и я буду в полном позоре, и все! И больше никогда никаких «Разговорчиков» не будет. Это так или иначе присутствует до сих пор, но это, наверное, и нормально, что это присутствует. Мы же люди, а не роботы.
ИЗ ЗАЛА: Ань, я какая беседа была наиболее близка к этому провалу? Какая была наиболее короткой?
КОРШУНОВ: Самая страшная такая…
ГИЛЁВА: К провалу? Есть такой писатель Дмитрий Горчев. С ним сложно. Мне по ощущению было сложно с ним разговаривать, потому что он отвечал достаточно… не то, что односложно «да-нет», а он отвечал короткими кусками. И я как-то быстро очень исчерпала вопросы, и потом, мне казалось, что он каких-то других вопросов ждал. Но это мое ощущение. И мне было неловко, потому что это моя вина, я же позвала его сюда. Значит нужно, чтобы и ему тоже было как-то комфортно и интересно. Но мне показалось, что это было немножко вымученно, хотя он очень и очень интересный человек, и рассказывал какие-то такие важные вещи. Кстати, по поводу «Разговорчиков», которые были две недели назад с Андреем Васильевым, с главным редактором газеты «КоммерсантЪ». Я как раз боялась, что тоже он будет отвечать односложно и будет, может быть, даже где-то, поскольку он человек резкий и может даже хамить, я этого не то, чтобы боялась, ну да, боялась, да. Но этого не случилось. Видимо, у меня были какие-то стереотипы в отношении, но они, слава Богу, оказались не соответствующими действительности.
КОРШУНОВ: А вот случай с Толстой, видимо, из той серии, когда человек приходит, садится и твое ощущение полностью переворачивается, впечатление об этом человеке, представление…
ГИЛЁВА: Да, да.
КОРШУНОВ: А были еще такие случаи, кроме Толстой — на 180 градусов перевернулся человек?
ГИЛЁВА: Да, очень я была потрясена Дмитрием Савицким, генеральным директором радиостанции «Серебряный дождь», он не публичная фигура, может быть, многие, и не знают, кто он и как выглядит. Но я его давно хотела позвать, и как-то не складывалось, не складывалось, не складывалось, а потом я его все-таки позвала, он приходил в мае прошлого года, и притом, что забавно, ползала были его сотрудники. И он пришел и сказал: «Вы понимаете, что 50% того, что я вам мог бы рассказать сейчас, я вам не расскажу, потому что здесь сидят мои подчиненные. Так что давайте мы как-то свернем это все…». Я говорю: «Нет, нет, давайте попробуем!» Это из серии — человек не публичный и что-то о нем можно было бы предполагать, и совершено не то, что стереотипов не было, а было очень мало информации. Но это интересно, потому что человек, вот, сколько уже… 15 лет он руководит радиостанцией. Мне вот всегда интересно, когда человек несет достаточно долгое время большую ответственность. Он отвечает за радиостанцию, за людей, которые там работают, и вот я не знаю, может быть, кто-то знает — история была летом с разборками, когда бывшая сотрудница радиостанции «Серебряный Дождь» написала какие-то скандальные откровения в ЖЖ, как ее унижал Савицкий, какие там ужасные условия работы и даже Савицкий специально для этого завел ЖЖ, чтобы ей как-то на это отвечать. Была такая разборка между начальником и подчиненной, и совершенно было понятно, что это разные позиции по определению, они не могут друг друга понять, потому что человек, который на этом уровне и который понимает, что у него есть еще 150 человек, у него есть ответственность перед рекламодателями и еще, еще, еще что-то, и ему нужно, чтобы это огромное предприятие работало и работало хорошо, а это же человек не кирпичи делает — это же творческая работа и вот такие сложные моменты — к людям надо каждый раз находить подход и чтобы они опять же как-то что-то делали творчески и интересно. И просто меня эта фигура как-то так… Да, и при этом, вот это тоже к вопросу о стереотипах, я не знаю, мне кажется, что я пытаюсь избавляться от стереотипов, но все равно у меня есть какой-то образ богатого человека, что богатый человек — он должен быть таким, таким, таким. Это образ какой-то карикатурный, и вот тот же Савицкий, понятно, человек богатый, успешный по-настоящему, но он достаточно скромный, задающий себе вопросы экзистенциальные… И это очень трогает.
КОРШУНОВ: А можешь поделиться секретом: приходит человек и вот он такой замкнутый, отвечает почти всегда односложно, что делать? Какие у тебя есть механизмы, рецептики, секретики?
ГИЛЁВА: Нет никаких секретов, рецептиков. Это происходит интуитивно. Задавать вопросы…
ИЗ ЗАЛА: А было такое, когда не удалось? То есть, он как отвечал односложно, так и ушел через полчаса? То есть, случай, обратный Толстой, когда ты не разговорила, а поняла, что…
ГИЛЁВА: Я думаю, что случай с Толстой совершенно не моя была заслуга, просто там настолько мощная фигура, я имею в виду, по внутренним резервам, что ей есть что сказать. В силу, не знаю, ума, интеллекта, таланта — и ей есть, что сказать. Вообще. Поэтому она говорила. А я тут так… для мебели.
ИЗ ЗАЛА: Я имею в виду, наоборот, случай обратный, когда ты не смогла ничего сделать с человеком, и он букой просидел здесь час, и было мучение, и видно, что его страдание было утомительно для всех.
КОРШУНОВ: Было на грани этого что-то?
ГИЛЁВА: Я говорила уже про Горчева, но это по моему ощущению «Разговорчики» не удались. А в целом, обычно все равно происходило. Вон как Ирина Борисовна любит говорить, что все отсюда уходят белыми и пушистыми. Удается не то, чтобы сопротивление сломить, а человек просто понимает, что его никто не будет сейчас… Меня обвиняли в том, что я слишком мягко все это делаю, но здесь же нет цели облить кого-то грязью и вывести на чистую воду. И человек понимает и начинает себя соответствующе вести. Он понимает, что никто не будет его ни на чем подлавливать, что с ним хотят поговорить и узнать что-то о нем, о его взглядах. И он поэтому расслабляется обычно.
САДРЕЕВ: А как удержать человека? Я помню «Разговорчики» с Мариэттой Чудаковой, которая как включилась, так не могла выключится никак. Она говорила, декламировала, манифесты читала какие-то, свои статьи из «Московских новостей», кажется… Как с такими людьми обращаться? Как их затыкать?
ИЗ ЗАЛА: Таких людей не надо затыкать.
ГИЛЁВА: Не надо, совершенно. Но это тоже из серии, когда, собственно, было задано два вопроса и все, а «Разговорчики» длились два часа. Но это вот ее такая специфика. Она же кроме всего прочего преподаватель. Она привыкла, что если есть вопрос, допустим, тема лекции, то она спокойно может на эту тему говорить два часа, ей тоже есть, что сказать, поэтому…
КОРШУНОВ: Кстати, были незаданные вопросы? То есть, ты готовилась, сочинила, придумала, а пошло по-другому, пошло не так, как ты задумала, и вопросы остались. Вот есть такие незаданные вопросы?
ГИЛЁВА: Нет. Я думаю, что нет. И потом, я же не веду учет. У меня там гроссбух -заданные вопросы, незаданные вопросы. Осталось выяснить, не осталось выяснить…
ИЗ ЗАЛА: Но что-то, что тебе было интересно?
ГИЛЁВА: А вот Оболонкову совсем неинтересно… Сережа, задайте мне вопрос! Ну, вот болтаете. Мне кажется, что я неинтересно рассказываю.
САДРЕЕВ: Анна, а про стринги у Васильева вы спросили?
ГИЛЁВА: Про что?
САДРЕЕВ: Про стринги.
ГИЛЁВА: Про стринги? Я, значит, не знаю эту историю.
САДРЕЕВ: Как это не знаете? Вы сами рассказывали эту историю. Андрей Васильев. Про стринги.
ГИЛЁВА: Какие стринги?
САДРЕЕВ: Что он сносит стринги. Вы рассказывали.
КОРШУНОВ: О Боже! Это какая-то ошибка, наверное.
ГИЛЁВА: Это была шутка, но никто не смеется, ты понимаешь. Не удалась у нас с тобой. Видимо, я ненатурально разыграла удивление. Или как-то ты меня ненатурально подловил. Нет, ничего такого. Ничего.
КОРШУНОВ: Ты уже говорила о феномене Быкова, а есть еще такие персонажи, общение с которыми осталось и за кадром «Разговорчиков»?
ГИЛЁВА: Это из серии «еще я дружу с…»
КОРШУНОВ: Условно говоря, ты можешь Толстой позвонить: «Здрасте! Это Аня…»
ГИЛЁВА: Нет. Я никому так позвонить не могу. Во-первых, и цели не было ни с кем, чтобы просто так потом сказать: «А вы знаете, с кем я знакома?!» А потом просто не знаю… мы в каких-то разных вселенных. Люди просто другого уровня. Хотя с Кантором очень теплые отношения. Они, конечно, очень формальные, типа поздравления с праздником…
КОРШУНОВ: И тем не менее.
ГИЛЁВА: Тем не менее, мне очень приятно, потому что я просто Кантором восхищаюсь. Просто восхищаюсь.
КОРШУНОВ: Ну что, товарищи? Я думаю, мы можем подытожить.
ГИЛЁВА: Мы можем завершить официальную часть. Дальше будут идти те самые «Заговорчики», общение в кулуарах и все прочее.
КОРШУНОВ: Мне кажется, что на главный вопрос мы ответили. Вопрос, который мы пытались задать в самом начале, и который был заявлен в теме нашей беседы: «Спасут ли «Разговорчики» мир?» Я вот сейчас так слушаю, слушаю, и понял, что спасут. Спасибо тебе, Аня!
ПАВЕЛ ЦАПЮК: Можно вопрос?
КОРШУНОВ: Да, конечно, задавайте!
ЦАПЮК: Как вы считаете, Аня, жизнь — это игра или все серьезно?
ГИЛЁВА: Спасибо вам, Павел за такой прекрасный вопрос! Я сейчас пытаюсь вспомнить, какой был самый оригинальный ответ на этот вопрос, чтобы его вспомнить и как-то так красиво ответить… Но я не знаю, я отвечу очень банально — когда-то игра, когда-то серьезно. Так.
КОРШУНОВ: Почти постмодернистский ответ, там тоже всё игра. Мы тоже все играем, играем в слова, буквы. Все уже сказано. Такой философско-постмодернистский в чем-то…
ГИЛЁВА: Да. Вот этим вопросом, тем не менее, несколько десятков гостей мучили, понимаешь, мучили в конце «Разговорчиков» этим вопросом… Людям приходилось как-то на него отвечать…
КОРШУНОВ: И какой был самый неожиданный ответ?
ГИЛЁВА: Я не помню. Я не помню, правда. Гораздо лучше, чем я сейчас ответила, конечно же…
ГЛАЗОВ: Сейчас самое время прорекламировать сайт, на котором можно почитать ответы.
ГИЛЁВА: Да, да, ты Андрей это, в общем, уже сделал, это www.razgovochiki.ru. И сейчас самое время, наверное, прорекламировать следующую встречу.
КОРШУНОВ: Да. Причем это будет совершенно замечательная встреча, я надеюсь, она не сорвется и все будет в порядке — мы пригласили Авдотью Андреевну Смирнову, и у нас очень провокативная тема беседы: «Мужчины: кто они?». Она нам скажет, кто такие мужчины.
ГИЛЁВА: Да, это будет 14-го апреля, в этом самом зале.
КОРШУНОВ: В 20 часов. Ждем вас с огромным удовольствием.
ГИЛЁВА: Спасибо, что пришли!
ИЗ ЗАЛА: А психологический портрет?
КОРШУНОВ: Это за кадром. На самом деле я все сказал. Спасут ли «Разговорчики» мир? Вот я сделал вывод — спасут. Именно по этому тесту…
ГИЛЁВА: Он решил, что у нас достаточно потенциала, чтобы его спасти.
КОРШУНОВ: Конечно.
ГИЛЁВА: И мы уходим преисполненные сил, собственной значимости.
КОРШУНОВ: И гордости.
ГИЛЁВА: С благодарностью к вам, что вы пришли.
КОРШУНОВ: Во-первых, потому что мы спасаем мир с вашей помощью, «Разговорчики» живут именно с вашей помощью в том числе, потому что мы же с вами разговариваем, а вы с нами.
ГИЛЁВА: Да! Ура! Спасибо!
Джао Да»
м. «Китай-город», Лубянский проезд,
дом 25
«Китайский летчик
Джао Да»
м. «Китай-город», Лубянский проезд,
дом 25