Разговорчики № 63. 16 июня 2009 г.
Тема: «Хорошего человека должно быть много?»
АННА ГИЛЁВА: Мне кажется, что вас всегда помещают в некий конфликт гламура и негламура. Понятно, что говорить на эту тему скучно, мне кажется, что это противопоставление и этот конфликт надуманный, и вы, вероятно, тоже от этого устали. Поэтому я хотела бы вот о чем спросить: отношения между какими явлениями, между какими группами для вас сейчас являются по-настоящему острыми и конфликтными? Мне кажется, что отношения мужчина-женщина гораздо ближе любому человеку, чем гламур-негламур.
КСЕНИЯ СОБЧАК: Мужчина и женщина — это, безусловно, вечный конфликт. С другой стороны, все наши отношения в жизни все равно завязаны именно на отношениях мужчины и женщины. Это вообще главные отношения в нашей жизни, как мне кажется. Но я бы не стала их так противопоставлять. Наверное, из тех отношений, которые занимают меня сейчас, я об этом даже сейчас пишу книгу, не побоюсь этого слова…
ГИЛЁВА: Ого!
СОБЧАК: Да, это отношения лоха и не лоха. Мне кажется, вся наша история посвящена именно этому сложному диалектическому процессу.
ГИЛЁВА: А наша история — это жизнь каждого индивида в отдельности? Или как? Что это значит?
СОБЧАК: Нет, это сосуществование лохов и не лохов в одном пространстве. Независимо от материального, интеллектуального и прочих уровней. И эта вещь не на поверхности. Именно поэтому я начала копать, нахожусь в процессе какого-то поиска. Т. е. у меня нет ответов на все эти вопросы, я их просто как-то сформулировала для себя. Это очень хрупкая вещь: сегодня ты еще вроде не лох, а завтра уже ты мимикрировал. Такой процесс, очень сложный.
ГИЛЁВА: Вы поделитесь какими-то изысканиями? Лох и не лох — какие у них отличительные признаки?
СОБЧАК: Вы знаете, мне кажется, люди каким-то образом в процессе общения очень быстро понимают, что к чему. Кто является «их» человеком, не «их» человеком. Это на всех уровнях, начиная от страусиных розовых штиблет, кончая какими-то странными фонетическими образованиями. Какие-то слова, которые человек произносит, и ты понимаешь, что между вами абсолютная пропасть. Пропасть детства, воспитания, разных школ, например. У нас была история, я даже буду описывать ее, наверное, в книге. Мы сидим, общаемся с одной нашей знакомой, очень хорошей девочкой, вроде на одной волне люди, понимаем друг друга с полуслова. А потом человек вдруг встает и говорил: «Ну ладно, девчонки, я поехала, мне еще надо заехать в супермаркет молочку купить». Я понимаю, что слово «молочка» — это реально откуда-то из параллельного мира. Т.е. ни я, ни моя близкая подруга никогда бы так не сказали. У меня нет какого-то снобизма, я сама делаю какие-то ошибки, ляпы, могу не то сказать, спутать одно слово с другим. А вот есть какие-то вещи, которые почему-то, непонятно почему, тебя цепляют. Ты понимаешь, что это совершенно параллельный мир. Что ты и слово, применительно к молочным продуктам, «молочка» — это разные истории.
ГИЛЁВА: Слушайте, может, просто человек привык. Это сразу настраивает вас против?
СОБЧАК: Нет-нет, я просто понимаю, что человек жил какой-то своей, другой, параллельной жизнью. Это даже не к тому. Неизвестно, кто из нас лох или не лох, это так все, очень относительно. Просто ты понимаешь, что это другая история жизни. Я заметила тоже, путем долгой жизни в гламуре, как знаете, раньше была долгая жизнь в миру…
ГИЛЁВА: Да, работник гламура и глянца.
СОБЧАК: Существует такая священная взаимосвязь лоха и изделий из страусиной кожи.
ГИЛЁВА: Так.
СОБЧАК: Из страусиной, я хочу обратить внимание.
ГИЛЁВА: Не крокодиловой.
СОБЧАК: Не крокодиловой, которая дороже. Их тоже много, крокодилов разных направлений, но именно страус почему-то вызывает самые бурные и совершенно удивительные реакции у лоха. Любое изделие: штиблеты, барсетка — я уже даже молчу, ремень. Я не знаю почему, объяснения нет, просто пока формулирую.
ГИЛЁВА: С другой стороны, у вас же есть, мне кажется, претензии к тому, как человек выглядит.
СОБЧАК: У меня вообще ко всему очень много претензий.
ГИЛЁВА: Вот вы для меня — воплощение некой внутренней свободы. Вы, например, делаете то, чего я себе почему-то не могу позволить.
СОБЧАК: Ну, это может быть к лучшему.
ГИЛЁВА: Может быть. Вы где-то рассказывали про то, как сидит писатель Дмитрий Быков в шортах и говорит что-то. И вот когда он говорит что-то в шортах, доверие к этому сразу падает.
СОБЧАК: У меня — да.
ГИЛЁВА: А почему?
СОБЧАК: Потому что человек не мог взять щеточку какую-то, почистить пальцы, они у него мерно шевелятся во вьетнамках, он сидит в этих шортах, Первый канал вроде, Александр Гордон, приличная программа.
ГИЛЁВА: Он всегда так ходит. Я его в первый раз увидела именно в шортах и влюбилась навсегда.
СОБЧАК: Ну, так же нельзя, ребят.
ГИЛЁВА: Почему? Это же условности.
СОБЧАК: Нет, это не условности. Никто же не говорит, что он должен был прийти в костюме Kiton, сшитом на заказ, большой галстук из серии «Герман Греф приходит на совещание» — нет, никто не требует. Хоть штаны бы одел надел какие-нибудь…
ГИЛЁВА: Т.е. должны быть правила?
СОБЧАК: Не то, чтобы должны быть правила, просто подчеркнутое отрицание внешней атрибутики — это для меня вещь абсолютно неприемлемая, такой отвратительный вид интеллектуального снобизма. «Этот весь гламур, сияние камней, увлечение поверхностными и легковесными вещами — ох, как это все отвратительно грубо и пошло! Я не такой, я вот книжки пишу, поэтому я в шортах».
ГИЛЁВА: Вы не допускаете мысли, что это может быть естественное состояние? Просто человеку некогда об этом думать, он книжки пишет действительно, в год по пять книжек выпускает.
СОБЧАК: Так же можно сказать, что у человека нет времени, пардон, унитаз за собой спустить, или зубы не почистить и выйти из дома — он книжки пишет? Нет, есть какие-то вещи, которые мы, как некая человеческая субстанция, как некая биомасса, должны соблюдать. Мыться, делать эпиляцию время от времени, одеваться как-то прилично, без фанатизма, не надо в страусах, каждый в меру возможностей. Нет, я при этом Быкова с удовольствием почитала, «Пастернака», который мне очень понравился. В отличие от «ЖД», я получила огромное удовольствие. Быков, на мой взгляд, действительно очень хорошо, иногда талантливо пишет.
ГИЛЁВА: Да.
СОБЧАК: Просто когда человек находится в таком жестком протесте к вещам, которые вообще не должны его занимать на самом деле, такой протест значит только то, что он об этом думает, это его занимает. Он в любом споре это показывает. Мы были на какой-то дискуссии, и ужас заключался для Димы Быкова в том, что у нас была с ним одинаковая позиция. Ему даже это было неприятно.
ГИЛЁВА: Да?
СОБЧАК: Иногда камера крупным планом брала его лицо, и даже то, что мы занимаем одну позицию, как-то его уязвляло. И я чувствовала, что ему уже хотелось занять другую, просто из чувства противоречия. Это как-то все не очень правильно, на мой взгляд.
ГИЛЁВА: Знаете, меня поразило, как вы выступали в программе на «Эхе Москвы» вместе с Николаем Усковым, что-то тоже про гламур и глянец…
СОБЧАК: Ой, Ускова я вообще обожаю. Мне так нравится его блог в ЖЖ, я, наверно, об этом тоже напишу. В некой игре под названием «злить лоха», он, мне кажется, преуспел. Есть люди, которые получают, Коля к ним действительно относится, истинное удовольствие от того, что он пишет такие вещи, ему нравится реакция. Лохи сразу начинают ворочаться, им неудобно, их пространство нарушается, они начинают злобно писать ему в ответ на его рассуждения о том, что «пролетом из Парижа в Лондон, я увидел…» Это гениально, непередаваемо, я его очень люблю.
ГИЛЁВА: Мне кажется, что показатель не лоха — это как раз то, что человек не напрягается, не злобствует, не вибрирует в ответ
на какие-то…
СОБЧАК: Показатель не лоха — это вообще какое-то ощущение спокойствия и свободы. Я долго думала на эту тему, это возможность не думать постоянно о том, как из-за того или иного поступка, вида одежды, деятельности, слов и т.д. на тебя прореагируют, что о тебе скажут. Вообще не жить в этих категориях. Мне кажется, вот это очень важно.
ГИЛЁВА: Вы себе ставите такую задачу?
СОБЧАК: Я вообще считаю, что нет задачи ставить некий путь. Ты должен делать, жить, чувствовать и говорить то, что ты чувствуешь в этот момент. То, что тебе хочется. И мне кажется, хуже всего, когда человек вдруг начинает зацикливаться на том, как он сейчас выглядит со стороны. Вот как сейчас, лобная доля блестит или не блестит? То, что я говорю, умно выглядит, или все-таки не очень, может быть, какую-то цитатку вставить из книги афоризмов?
ГИЛЁВА: Мне кажется, вы лукавите. Ну, неужели вы не думаете, как вы выглядите со стороны? Смотрите, у вас же прическа, платье, украшения, очки.
СОБЧАК: Конечно, я хочу выглядеть привлекательно, как и любой человек. Я же подхожу к зеркалу, что-то подправляю, говорю: «С этой стороны мне плохо подначесали, давайте еще». Я не об этом говорю, я говорю о некоем внутреннем состоянии, которое позволяет тебе каким-то образом не задумываться над тем, что ты делаешь — это правильно или не правильно, вызовет это критику или не вызовет. Ведь прийти в шортах — это тоже некий вызов, «я презрел все сущее», прийти специально, подчеркнуто. Я привожу как самый простой пример, ведь одежда — это внешнее, самый поверхностный слой. Как только человек начинает жить по ощущению, каким он бы хотел казаться, мне кажется, это путь в никуда и путь, который всегда приведет тебя в какое-то плохое место. Не будем акцентировать на том, какое это место.
ГИЛЁВА: Но вы ведь все равно задаете себе вопросы, правильно ли вы живете или неправильно. А вы, кстати, живете какой жизнью? Которой вы хотите жить?
СОБЧАК: Да, стараюсь. Но я не задаю себе никогда вопросов, правильно я живу или неправильно. Я просто живу, получаю удовольствие от жизни.
ГИЛЁВА: Ну, не может быть! Может, вы их для себя как-то по-другому формулируете? Мне почему-то так кажется.
СОБЧАК: Не может быть такого, что человек получает удовольствие от жизни?
ГИЛЁВА: Нет, это, наоборот, высшее оправдание человеческой жизни — получать удовольствие от процесса.
СОБЧАК: Единая и высшая цель.
ГИЛЁВА: А у вас всегда получается?
СОБЧАК: Не всегда. Есть какие-то вещи, связанные с долгом, с какими-то обязательствами, взятыми на себя. Но нужно к этому стремиться. Мне кажется, что счастье как раз и заключается отчасти в том, чтобы искать правильный баланс между тем, что тебе все равно надо, и таких вещей в любой жизни много, и тем, что тебе нравится. Чем больше того в жизни, что доставляет тебе удовольствие, тем лучше. Это очень банальные вещи.
ГИЛЁВА: А у вас какой баланс сейчас?
СОБЧАК: Я очень довольна своей жизнью.
ГИЛЁВА: Здорово. Но знаете, с другой стороны, все равно существует бизнес-проект под названием «Ксения Собчак». Который, может быть, не имеет отношения к тому, какая вы на самом деле. А, может быть, имеет?
СОБЧАК: Конечно, имеет. Он же создан не каким-то посторонним человеком. Это тоже такая клишированная крайность, так скажу. Есть некий светлый образ Ксении Собчак, девушки, тургеневской барышни, которая сидит целыми днями в Ленинской библиотеке. И выходит только для того, чтобы стать исчадием ада, начать орать, махать ручками, дико материться. Но это все — не она, это образ, наигрыш, на самом деле она совсем другая. Нет, конечно, это не так. Я и такая, и сякая, я просто очень разная. Т.е. мне приятно, когда люди так думают, я даже начинаю подыгрывать, говорить: «Извольте, сударь».
ГИЛЁВА: А в какие моменты вы себе говорите, может быть, не в таких терминах, но я себе так представила: «Стоп, вот этого я делать не могу, потому что я все-таки публичная фигура»? Или наоборот: «Стоп, вот это я должна сделать, потому что все-таки я работаю лицом, зарабатываю деньги и должна сделать, а мне не хочется».
СОБЧАК: Те вещи, которые я не делаю в моей работе, ограничены ровно одной, понятной для меня вещью — это Уголовный кодекс Российской Федерации. Это тот рубеж, за который я не перехожу и, надеюсь, никогда не перейду. Все, что в рамках действующих законов, в том числе законов о СМИ, я делаю с радостью и с удовольствием. Есть какие-то мои личные убеждения, но они, кстати, тоже лежат в плоскости уголовного законодательства, поэтому моя совесть здесь чиста. Т.е. я не буду никогда рекламировать наркотики, но это тоже все туда же. Уголовный кодекс — вот наше знамя.
ГИЛЁВА: Т.е. все табу — в Уголовном кодексе? Мне просто, знаете, странно было, возвращаясь к эфиру на «Эхе Москвы», услышать, вы сказали, что в обществе должны быть табуированные темы, как в Германии — фашизм. Я сразу подумала, а какие у вас табуированные темы, ваши личные? Через что вы — никогда?
СОБЧАК: Понимаете, я, может быть, слишком хорошо о себе думаю, но я, правда, так о себе думаю, что я — нормальный человек. Поэтому у меня нет какого-то скрытого порока, знаете, который сидит в человеке, и он вроде и понимает, что это неправильно, ну вот он евреев не любит, и вроде сознаться стыдно, но не любит он их. У меня, слава богу, такого нет. Т.е. я в этом смысле человек очень обыкновенный, и слава богу, что так. Такого жуткого порока, как любовь раскапывать кладбища, или я не знаю, заниматься некрофилией, поддерживать фашизм, у меня этого, слава богу, нет. Если было бы, я бы, наверное, как-то ужасно скрывалась и сделала себе подвал, и там бы устраивала себе странные ночные собрания. Этого нет, поэтому мне не надо себя как-то ограничивать. Не то, чтобы «сегодня я ни слова про евреев не скажу», и дальше я со скрежетом зубов иду к эфиру. Такого нет, к счастью.
ГИЛЁВА: Я хотела обратиться к нашей публике, может, у кого-то возникли вопросы? Мне кажется, самое время их задавать.
ИЗ ЗАЛА: Ксения, у вас был чудесный отрицательный хит-парад. Вы про себя читали ли хит-парады такого же рода, и были ли какие-то, именно отрицательного рода, в которые вы попадали, которые бы вам понравились, вызывали улыбку? Хотелось бы, чтобы вы об этом рассказали.
СОБЧАК: Спасибо, хороший вопрос. Я просто делаю этот хит-парад, речь идет, наверное, о «Sex and the City», хит-парад плохо одетых людей?
ИЗ ЗАЛА: Да.
СОБЧАК: Я делаю с душой, мне так нравится эта рубрика. Я считаю, в России давно должно было такое случиться, потому что я большой поклонник таких трэшевых американских журналов, типа «US Weekly», «In Touch» и так далее. В конце журналов там всегда вместо нашего постоянного «Леонтьев на белом диване», «Валерия у себя дома с детишками», вместо этой всей пурги там фотографии тех звезд, по которым жестко проходятся разные люди. Это очень весело, забавно. Это один из тех вопросов, на которые нет ответов: почему до сих пор в такой развитой индустрии желтой прессы, так называемой, со страшной газетой «Жизнь», «Твой день», со страшными разоблачениями, совершенно отсутствует культура фотографирования звезд в каких-то ужасных ракурсах, с целлюлитом и так далее, как это существует на Западе. Там ты просто приходишь в любой американский газетный киоск и везде будет: «Целлюлит Бритни Спирс или целлюлит Мадонны: чей хуже?» и фотографии каких-то полуголых бедер с увеличением этого целлюлита, может быть, даже пририсованного. Там такой прямо жесткач. Эти звезды несчастные, они же не зря все кутаются, в очках, потому что там любой прыщик становится достоянием всей общественности. У нас либо какие-то странные домыслы из серии «Пугачева забеременела от марсиан», либо все на диванах с подушечками рассказывают: «Вот здесь наш камин, вот здесь мой Лелик любит играть на фортепиано». Это меня всегда удивляло, и хотелось сделать что-то жесткое и актуальное, поэтому я взялась делать этот рейтинг. Себя, к сожалению, ни разу в таких не встречала, поэтому я надеюсь наверстать упущенное в своем собственном. Как только будет что-то в этом роде, а у меня тоже иногда бывают провалы, я могу так вырядиться, я обязательно как человек объективный себя туда помещу.
ГИЛЁВА: А у вас вот это «вырядиться» от чего зависит?
СОБЧАК: Ну, бывает, не знаю, критический день наступил, где-то насмотрелся похабщины какой-нибудь. Кого-то увидел, подумал, что и тебе будет хорошо, а тебе прямо совсем не хорошо.
ГИЛЁВА: Т.е. это не сознательно вырядиться?
СОБЧАК: Бывает иногда, мне кажется, у каждого человека. У меня, слава богу, в последнее время не часто, но тоже бывает.
ИЗ ЗАЛА: Можно дополнить, коль мне уж микрофон дали? Была ли какая-нибудь отрицательная реакция, или наоборот, положительная, на ваши рейтинги?
СОБЧАК: Нет, но они у меня теперь будут в каждом журнале, любимая рубричечка. Причем самое интересное, и это вообще, мне кажется, очень круто, что вдохновение для этого рейтинга я черпаю, скажу честно, из всех этих гламурных журналов, которые я называю «лошиными тетрадками», типа «7 дней». Там люди фотографируются, и им кажется, что это круто и стильно, и эти фотографии публикуются. Это не то, что папарацци там кого-то где-то подглядел. Нет, это вот платье, Ольга Будина на открытии кинофестиваля, не то, что я дома на кухне.
ГИЛЁВА: А вы пытаетесь все равно высказать свое отношение к этим людям, к проблеме стиля одежды.
СОБЧАК: Почему, не обязательно. С каждым может случиться. Просто мне кажется, что это то, чего у нас не хватает. Плюс, я об этом написала в первом своем рейтинге, если мы говорим о моде, то очень странно: существует некое разграничение людей, которых мы любим, и людей, которых мы не любим. Это очень странно, потому что стиль, понятие вкуса, умение хорошо выглядеть, с этим никак не связано. Т.е. можно любить, и я искренне, например, люблю актрису Чулпан Хаматову, я считаю, что это одна из самых талантливых актрис в нашей современности, я обожаю многие ее спектакли, роли в кино, она потрясающая актриса. Но это не значит, что она очень интересный, допустим, в интервью и в каких-то таких жанрах разговора человек — это раз. И два — это не значит, что она стильно и хорошо выглядит. Т.е. я для себя как-то умею разграничивать эти вещи. Или, например, человек мне может совершенно не нравиться, его образ, что он говорит, что он делает. Но я признаю, что у него есть врожденное чувство вкуса или стиля, или он умеет давать интервью, он просто харизматичен. Это разные вещи. У нас это не умеют, по какой-то тоже непонятной причине, разделять. У нас если любишь, то он хороший во всем. Мне было даже иногда очень сложно уговорить редактора этого журнала кого-то напечатать, она говорит: «Ну, ее жалко, она такая хорошая». Я согласна, она замечательная, но так же невозможно. Т.е. такие странные вещи. Даже Мадонна, кстати, которую обожает Америка, она является для меня просто очень ярким примером, главным секс-символом, нашей Пугачевой, ну, Мадонна, что объяснять. Она уже стабильно последние 10 лет попадает в список самых безвкусно одетых знаменитостей. То, что она — Мадонна, это абсолютно норма. Ну, Мадонна… ну, тоже случается… и часто. Поэтому все должно быть по справедливости.
ГИЛЁВА: Ксения, а какое отношение к себе вы чувствуете?
СОБЧАК: К себе у других людей?
ГИЛЁВА: Да, у других. У людей, которые видят вас в журнале, на экране.
СОБЧАК: Вы знаете, я не настолько могу это отслеживать, но так понимаю, что отношение очень разное. И мне это тоже очень нравится. Есть масса людей, которые меня ненавидят, есть масса людей, которые хотят меня понять, которым интересно, которые меня очень любят, это очень разные эмоции. Мне приятно, что во всех видах этих эмоций всегда присутствует некий интерес. Мне кажется, это самое главное. Для меня.
ГИЛЁВА: А есть ли какой-то упрек, который вам все еще предъявляют, или какая-то характеристика, которая все еще вас ранит, или как-то задевает и неприятно?
СОБЧАК: Таких достаточно много. Есть же вещи, которые действительно могут как-то тебя задеть, особенно когда ты чувствуешь, что они по делу. Безусловно, есть.
ГИЛЁВА: Например?
СОБЧАК: Ну, так я вам сейчас и рассказала.
ГИЛЁВА: Мы рассчитываем.
СОБЧАК: Нет-нет. Есть, безусловно, вещи, которые ранят, но обычно это критика конструктивная. Есть вещи, которые мне самой не нравятся, неудачно проведенная церемония, неудачно данное интервью — что угодно. Неудачное выступление, плохой рейтинг программы, в любой профессии бывают какие-то пики и какие-то спады, в любой программе. Был огромный проект «Две звезды», 10 серий, из них, на мой взгляд, была пара не самых удачных, по разным причинам. В каких-то я выглядела просто очень плохо почему-то, очень толстой и странной женщиной в летах. В другой как-то не шел юмор. Мы все живые люди, на такие вещи я, конечно, реагирую, потому что это моя профессия, мне она важна, и я очень чутко за этими вещами слежу.
ГИЛЁВА: А есть такое, от чего прямо берете и плачете в подушку?
СОБЧАК: Нет. Я бы уже выплакала всю себя, если бы из-за чего-то плакала в подушку.
ГИЛЁВА: А было такое?
СОБЧАК: Нет. У меня все как-то так рано завертелось и закрутилось. Я об этом часто рассказывала, одна из первых негативных статей была, когда мне было лет 12. Она меня настигла гораздо раньше моей какой-то общероссийской популярности. Потому что первая статья была посвящена моему отцу, происходила такая очень нелицеприятная травля моего отца. И в рамках этой травли начали какие-то очень негативные вещи говорить про нашу семью. Про мою маму, и, соответственно, про меня. Но я была тогда совсем ребенком, и для меня все это было, вот эти политические игры, совершенно вещь непонятная и неинтересная. Я училась в школе, у меня там одноклассники, какие-то подружки, мальчик с восьмой парты, который нравился — своя жизнь школьная. И вдруг выходит в главной питерской газете желтой, «Экспресс-газете» огромная статья с заголовком «На вопрос: «Кем ты хочешь стать?» Ксения Собчак гордо ответила: «Валютной проституткой». Я прямо в ужасе, потому что, во-первых, я вообще ни с кем не разговаривала, меня в школу привезли — из школы увезли, во-вторых, естественно, тут же ее прочитал весь класс. А это же школа, дети, все начинают дразниться, ну понимаете. Для меня просто мир кончился, я так хорошо помню этот день. Маме сказать страшно, потому что вдруг мама подумает, что я действительно такое говорила. Я же не понимала, что родители-то в курсе, что происходит. И я прямо в ужасе, я поняла, что мир остановился, жизнь кончилась. С того времени, учитывая, что мне 27 сейчас, прошло очень много лет. Поэтому сейчас уже ужаса ничего не представляет.
ГИЛЁВА: А в каком возрасте вы стали, если стали, ощущать возраст? Вот у меня, например, это лет в 25 случилось.
СОБЧАК: У меня тоже, да. У меня, кстати, именно в 25 и случилось. Был день рождения, и я как-то так странно себя чувствовала. Наверное, это такой рубеж для женщин. Такой важный рубеж, потому что уже знаешь, что в 16 лет для тебя 25-летние — это уже такие старые тетки, на исходе жизни.
ГИЛЁВА: Как вы его почувствовали? Я вот поняла, что ресурс какой-то исчерпаем. В первую очередь, физический. Что уже нельзя так долго не спать, это уже видно. А вы через что поняли, что возраст?
СОБЧАК: Наверное, я поняла это через отношения с друзьями, прежде всего. Потому что я настолько привыкла, что всегда самая молодая в своей компании, что эта разница очень большая, и это тоже предмет некой такой, не то чтобы гордости, но молодежной крутости. Что вот мне 16, а всем моим друзьям — 20. Мне 20, им — 35. Мне 25 — и мы как-то уже сравнялись, уже у меня в компании девочки, которым 25 лет, и мне с ними впервые интересно. Все уже как-то начало выравниваться. И вот это ощущение очень странное, когда вдруг ты понимаешь, что среди твоих друзей стали появляться сверстники, и есть интересные люди, которые при этом моложе тебя. Это вообще очень странно. Мне всегда интересно было со старшими, и я чувствовала себя гораздо старше. А потом вдруг вот в 25 я как будто перешла эту грань. Ну, и конечно, да, все эти вечеринки, алкоголь, помятое лицо с утра. Но это уже как раз второстепенно. А вам сейчас сколько лет?
ГИЛЁВА: 31.
СОБЧАК: Ну, нормально.
ГИЛЁВА: Ну да, я тоже думаю, что как-то можно с этим жить.
СОБЧАК: Да, вполне.
ГИЛЁВА: Вы знаете, в 30 было очень сложно. А вот как 31 исполнилось — прямо снова все прекрасно.
СОБЧАК: Т.е. все еще мужчины обращают внимание?
ГИЛЁВА: Да, вы знаете, с этим все в порядке. И вообще жизнь только начинается.
СОБЧАК: Да? Ну, хорошо, вы меня успокоили.
ГИЛЁВА: У нас есть вопрос.
ВСЕВОЛОД КОРШУНОВ: Совсем не женский вопрос. Вы говорили о Ленинской библиотеке. Вот как очкарик очкарику, когда вы последний раз были в Ленинке? Что вы там делали?
СОБЧАК: Хотите совсем честно? Я вообще там не была ни разу.
КОРШУНОВ: Ну, хорошо, последний раз в библиотеке?
СОБЧАК: Последний раз в библиотеке я была в институте, в МГИМО, соответственно. У меня всегда было ужасное мучение, потому что я абсолютно не люблю все эти технические вещи. Поэтому я была единственным человеком, наверное, из всего курса, который ходил в библиотеку и находил книгу по каталогу. В то время, когда я там училась, это был 2002 год (я же перевелась из Питера сразу на 3-й курс в МГИМО и там 2 года отучилась), и там был уже компьютерный каталог. Т.е. люди приходят в библиотеку институтскую и по компьютеру выбирают нужные себе книги. А вот этот карточный каталог — я там была реально одна. Была очередь на компьютеры, все выписывали себе номера с компьютера, дальше шли и уже забирали книги. А я пользовалась ручным каталогом с буковками, потому что для меня компьютеры были страшным зверем. Ну и сейчас. Поэтому вот так.
КОРШУНОВ: А есть, продолжая библиотечную, очкарную тему, книжка, зачитанная до дыр? Которая на столе, около стола, и вы постоянно обращаетесь?
СОБЧАК: Вы знаете, если говорить о том, что лежит, и я постоянно возвращаюсь, — это стихи. Я очень люблю стихи вообще-то, Серебряный век очень нравится. Это то, что помогает в плохом настроении. Я очень часто прихожу домой вечером, сажусь, открываю Цветаеву, читаю и мне хорошо. Или Бродского, Мандельштама, Ахматову. Очень разные стихи, мне просто нравится их читать. Но это скорее именно как какая-то терапия. А любимые книги, конечно, есть, но их очень много. Мне кажется, когда человек сразу может тебе наготове назвать три любимые книги… Это как, знаете: «Как зовут?» — «Алеха», «Любимые книги?» — «Достоевский, Коэльо» и должен быть еще третий какой-то…
ГИЛЁВА: Мураками.
СОБЧАК: Да, Мураками. Но обязательно вкупе с Достоевским почему-то. Очень разную литературу люблю. Я люблю классику очень, мне нравятся современные наши писатели.
ГИЛЁВА: А современные поэты? Вы просто были в составе жюри литературной премии «Неформат», там как раз получила премию поэт Вера Полозкова, очень молодая, блоггер-тысячник.
СОБЧАК: Мне очень нравится Вера Павлова. Она трогательная. Из всех современных поэтов, она, наверное, мне ближе всего. Все стихи какие-то ужасно трогательные и женские. Да, наверное, она такая новая Ахматова.
ДМИТРИЙ МИРОНЕНКО: А вы видели вчера «Школу злословия» с ней?
ГИЛЁВА: Да, вчера была.
СОБЧАК: Нет. Ой, жалко, я даже не знала.
ГИЛЁВА: А можно же скачать и посмотреть. Да, я вот тоже не видела, но собираюсь.
СОБЧАК: А уже есть в Интернете? Слово «скачать» меня, конечно, не радует.
ГИЛЁВА: Не радует?
СОБЧАК: Вы так легко просто об этом говорите. «А можно пойти, вон, в булочной хлеб продается, черный, бородинский».
ГИЛЁВА: А вы так не делаете? Не качаете? Сложно?
СОБЧАК: Я могу, я же статьи пишу, но это же… Вот пойти в Word, заполнить этот документ, написать, отправить «скрепочку». Т.е. это такой процесс, это нелегко. Да, я это делаю, но с подготовкой. Компьютер, собраться…
ГИЛЁВА: Т.е. до автоматизма это не доводится?
СОБЧАК: Нет, я так печатать не умею. Но я человек быстро обучаемый. И так как я много статей пишу, работаю для нескольких изданий, я пишу двумя пальцами, но быстро. Со стороны очень странно смотрится, когда человек двумя пальцами очень быстро набирает какой-то текст.
ГИЛЁВА: У нас созрел следующий вопрос.
ИГОРЬ САДРЕЕВ: Ксения, я работаю в одном мужском журнале, мы сейчас делаем рейтинг 20-ти женщин, которые управляют Россией. Вы там оказались чуть пониже Елены Батуриной и чуть повыше Ольги Слуцкер. Вы себя считаете женщиной влиятельной в своей сфере?
СОБЧАК: Надо принять позу, раз уж рядом с Еленой Батуриной.
САДРЕЕВ: Чуть пониже все-таки.
СОБЧАК: Может, и хорошо, что чуть пониже. С Еленой Батуриной лучше всегда быть пониже, мне кажется. Смотря, что подразумевать под влиятельностью. Мне кажется, что у меня все-таки чуть-чуть другой бизнес и чуть-чуть другая ниша, поэтому я не знаю. Я сама у себя точно не ассоциируюсь с этим словом. С какими-то развлекательными вещами, с каким-то символом чего-то, с каким-то объектом подражания может быть, но не с влиятельностью. Мне как раз кажется, что в моей жизни это не важное слово и не то, к которому я стремлюсь. Я стремлюсь к очень многим вещам, но не к тому, чтобы быть влиятельной.
САДРЕЕВ: А если Ксении Анатольевне перейти дорогу, то жизнь может стать адом для этого человека?
СОБЧАК: Вы знаете, я очень отходчивая. Т.е. я могу и наговорить очень много всего, прямо самой аж страшно в этот момент. Я верю в то, что я говорю. Но я очень отходчивая. На самом деле я человек очень добрый, просто такой чуть-чуть шизофреник. Поэтому я наору, наговорю, а потом я так не думаю, мне потом даже может стыдно стать, что закошмарила человека ни за что. Но только по делу. Есть же образ Ксении Собчак, кидается на людей, впивается им в кости, в ноги…
ГИЛЁВА: ..орет на маникюршу, гримеров.
СОБЧАК: У меня никогда не бывает просто так, у меня всегда есть такая явная причина. Т.е. это какое-то хамство или какие-то неправильные посылы. Но это не случается просто так.
САДРЕЕВ: Т.е. «холодная месть» — это не про вас?
СОБЧАК: Нет. К сожалению, нет. Теплая шизофрения, я бы так характеризовала свое поведение.
ГИЛЁВА: А почему «к сожалению»?
СОБЧАК: У меня вызывают восхищение люди, которые такие холодные героини, которые промолчат, но дальше мышьяк окажется в твоем чае, дальше — ее крупный план, глаза, улыбается спокойно, одними морщинками вокруг глаз, «приятного аппетита», и все. Красиво, но не про меня.
МИРОНЕНКО: По поводу Ксении Собчак, бросающейся на людей. Я, наблюдая за вами, иногда понимаю, почему вы занимаете либо оборонительную позицию, либо полностью расслабленны в интервью. Иногда не понимаю. Вот вы сейчас сюда вошли, и как только вы вошли, было понятно, что вы не собираетесь ни с кем бороться. Возможно, потому что мы тоже не собирались с вами бороться. Вот я хотел бы узнать, как вы для себя это понимаете? Мне показалось, что это интуиция, потому что еще не было никаких движений с нашей стороны, вы уже как-то чувствовали эту ситуацию. Или вы готовитесь к интервью? Вы, может быть, смотрели, кто такая Анна Гилёва?
СОБЧАК: Нет, к сожалению, не смотрела, хотя, может быть, надо было бы. Даже не знала, как это будет выглядеть. Честно могу сказать, не готовилась. Это очень хороший вопрос, потому что, правда, было такое, я зашла, сразу споткнулась о какую-то ступеньку, но как-то мне сразу стало очень хорошо, не знаю почему. Наверное, вы знаете, это такая практика: человек, который работает на сцене с людьми, очень чувствует атмосферу зала. Как-то сразу чувствуешь, сразу понимаешь, чего тебе ждать. И наверняка среди людей, которые здесь сидят, есть люди, которым я, мягко говоря, не нравлюсь, которые зададут, может быть, неприятные вопросы. Но общая атмосфера не враждебная, сразу ощущаешь. А иногда бывает, что ты выходишь на сцену, и ты сразу понимаешь, что у зала плохая энергетика, он не настроен на тебя. И это очень тяжело. Такое у меня бывало несколько раз. И это, кстати, на удивление часто происходит в Питере. Удивительная история, мне очень тяжело там работать на каких-то мероприятиях, потому что там прямо давит эта атмосфера. Очень странно, хотя это мой родной город, мне там тяжело работать. Это очень важно, мне кажется, для любого артиста, который работает с людьми в любом жанре — ощущение зала. Какая-то магия этих энергетических отношений.
МИРОНЕНКО: Спасибо.
СОБЧАК: Спасибо вам за хороший вопрос.
ГИЛЁВА: А вам много приходится работать на корпоративах?
СОБЧАК: Сейчас уже, к сожалению, нет.
ГИЛЁВА: К сожалению? Почему?
СОБЧАК: Ну как? Живое бабло, понимаете. Иностранное. Нет, сейчас просто такое время, когда все это сократилось. Я этом смысле не Шевчук, поэтому не вижу ничего постыдного в работе на корпоративных мероприятиях. Я все равно считаю, что то, чем я занимаюсь, это не высокое искусство, это достаточно массовое искусство, развлекательное. Это то, что я хорошо умею, делаю это с душой. Но я не пишу картины для Эрмитажа и не делаю чего-то, что останется в вечности. Это достаточно вещь повседневная, массовая, и мне нравится, что у меня это хорошо получается и что это людям дарит положительные эмоции. Поэтому я с удовольствием работаю где-то. Для меня в этом смысле нет разницы, работать для богатеев на мероприятии, где они будут есть и чокаться бокалами. Да нет, слушайте, люди везде люди, независимо от того, кто и что они. Главное, чтобы они на тебя хорошо реагировали, не хамили, не нажирались, не вели себя ужасно. Такое, слава богу, редко происходит, поэтому я с удовольствием.
ИЗ ЗАЛА: У вас декоративные очки или с диоптриями?
СОБЧАК: Минус два у меня, если бы декоративные, я бы с удовольствием. У меня зрение хреновое.
ГИЛЁВА: А все решили, что вы просто нацепили образ интеллектуалки.
СОБЧАК: Нет, я же раньше носила очки всегда, но дома, и мне никто никогда не говорил, что это красиво.
ИЗ ЗАЛА: Просто вы первая, кто стал носить очки, и это совпало с европейской тенденцией, в Швеции стали носить.
СОБЧАК: Это не моя заслуга, если честно. У меня есть мой молодой человек, которому почему-то так очень понравилось, и я решила, что, может, действительно неплохо.
МИРОНЕНКО: А вы работаете со стилистом? Г оворят, что у вас есть какой-то один постоянный стилист.
СОБЧАК: Да-да, есть мальчик, который на какие-то телевизионные премии меня одевает. Вернее, на проекты «Две звезды», «Последний герой», какие-то мероприятия.
МИРОНЕНКО: Просто я видел трех молодых людей, которые представлялись стилистами Ксении Собчак.
СОБЧАК: Нет, такой человек только один, его зовут Максим. Я очень много лет с ним работаю, но это какие-то разовые акции.
МИРОНЕНКО: Постоянного нет?
СОБЧАК: Да он и не нужен. Когда какие-то мероприятия, конечно, да. Я ему говорю: «Макс, слушай, мне нужна вот такая шляпа, я не знаю, где ее взять, вот с такими штанами». И он просто очень круто все находит, комбинирует.
МИРОНЕНКО: А какими качествами должен обладать имиджмейкер, чтобы вы доверили ему себя?
СОБЧАК: Он должен быть профессионалом. Только одним качеством должен обладать. Я вообще ценю в людях ровно одно важное качество с большой буквы П. Есть люди, для которых важна такая, знаете, «человечинка». Если человек ему чай правильно приносит, «вот чай, вот сахарочек», то он может быть конченным вообще мудаком, ничего не понимать в своей профессии, но он для него будет «а Любка-то у меня хорошая». А Любка просто правильный подход нашла. Вот со мной это точно совершенно не проходит, я очень требовательный человек. Но я очень ценю людей, которые профессиональны. Почему я работаю только с Максимом? Потому что это был единственный человек из тысячи людей, одевавших меня на разные фотосессии журналов, который рисовал картинки того, как это должно выглядеть. Меня так это поразило — и нет ничего дороже, что человек запарился, сел дома, нарисовал образы, варианты. Он мне принес, говорит: «Вот, Ксения, у нас будет образ пьющей бомжихи, вот я приготовил четыре варианта одежды, выберите. Может быть так, а может вот так». Это прямо круто, я считаю. Потому что большинство… Особенно мне понравилась одна девушка, я даже запомнила ее имя и фамилию на всю жизнь. У меня была съемка в рамках промоушена книги «Замуж за миллионера» с Оксаной Робски для Time Out’a. Мы снимали обложку, я прихожу на съемку, там такая стилист, девушка высокая, очень независимая. Она говорит: «Так, вот этот вариант для Оксаны, этот — для вас». Я смотрю, варианта ровно два: для Оксаны такое очень странное розовое платье, которое колом торчит, а для меня — желтый купальник. И больше нет никаких вариантов. Я говорю: «А что это, я — в купальнике, она — в платье, это что, какая-то концепция?» Она говорит: «Нет, но вот так мы выбрали, так решили». Я говорю: «А есть какие-то еще варианты?» Она говорит: «Нет, я ей взяла и вам». Я говорю: «Послушайте, девушка, а о чем вы вообще думали, когда вы брали один желтый купальник и одно розовое платье?» Я считаю, человек гениально ответил. Она на нас так посмотрела и говорит: «Да я о вас вообще не думала». Потом я узнала, уже с криками «Кро-ко-дил, после этой съемки, я тебе обещаю, ты будешь работать в журнале «Крокодил»!», что фамилия у этой девушки Сыч.
МИРОНЕНКО: Наташа Сыч.
СОБЧАК: Это многое объясняет, фамилия Сыч. «О чем ты думала, когда выбирала?» — «Да я о вас вообще не думала». Человек вообще не запарился. Ну, купальник, платье, держите. Хорошим людям говна не жалко.
ГИЛЁВА: Это не лох?
СОБЧАК: Нет, это другая история. Это история «Как вы расслабляетесь?» — «Мы не напрягаемся». Работаешь стилистом — ну что там напрягаться лишний раз? Вот видно, что Анна готовилась к интервью: точечки, вопросы, все посмотрела, почитала предыдущие интервью.
ГИЛЁВА: Да, три страницы вопросами исписала.
СОБЧАК: А это же редко.
ГИЛЁВА: Да ладно.
СОБЧАК: Иногда приходит человек: «Ну, расскажите что-нибудь о себе. Расскажите про себя какую-нибудь веселую историю».
ГИЛЁВА: На корпоративе которая случилась.
СОБЧАК: Да, вот что-нибудь такое. Или потом начинаешь что-нибудь рассказывать: «Вот, когда я училась…» — «А где вы учились?» И человек начинает такие вопросы задавать, ты понимаешь, что в принципе, кроме того, что он пару раз видел тебя в программе «Дом-2», он не парится по твоему поводу. И не то, что ты считаешься особо важной персоной, что все должны детали знать твоей биографии. Но если ты готовишься к интервью, то хоть как-то что-то…
ГИЛЁВА: ..создай видимость.
СОБЧАК: Я тоже так считаю.
ИЗ ЗАЛА: Вы сказали, что у вас не сложилось с Интернетом, вам сложно довольно. Но вы при этом очень социальный человек. Состоите ли вы в сетях каких-то? И второй вопрос, тоже по Интернету. Вы черпаете какую-нибудь информацию, новости в Интернете? Если да, то на каких сайтах, если нет, то на каких каналах?
СОБЧАК: Спасибо за вопрос. Вы знаете, у меня с Интернетом достаточно сложные отношения, я это уже говорила. И даже не то, чтобы я настолько тупая, что не смогла все это освоить. У меня просто, если честно, во-первых, нет времени совершенно на это. Мне кажется, что люди, которые глобально в это погружены, это все-таки люди, у которых достаточно много свободного времени или люди более одинокие. Моя жизнь строится таким образом, что дай бог прийти домой, успеть поспать или фильм какой-то посмотреть. Я очень люблю кино, это достаточно большое увлечение. И мне важнее посмотреть перед сном фильм, чем прочитать какой-то ЖЖ в Интернете. Какую-то информацию я смотрю, безусловно, просто ищу по Интернету. Но вот даже не на специальных сайтах, а просто набираю какие-то вещи. Кстати, если кто-то знает и может мне потом помочь, назвать какое-то такое место в Интернете, где можно действительно на сайте находить какие-то информационные блоки, то это было бы прямо круто. Потому что я даже не знаю, где это искать. Т.е. я не обученный в этом смысле человек. Я пользуюсь е-мейлом, это я умею делать. У меня есть е-мейл, я пересылаю свои статьи по нему. Ну и какие-то ссылки мне кидают, я умею стрелочку навести, и я сразу уже там оказываюсь, очень удобно. А в основном — какие-то газеты, журналы и информация, которую я прошу себе найти. Ну, допустим, я уезжаю, потом узнаю, что в Пикалево произошло что-то интересное. Я звоню своей помощнице, у меня своя система: «Лен, скинь мне все по этой теме». И потом я уже смотрю и понимаю, где искать. Как бы я сделала, если бы я была Биллом Гейтсом? Пишешь, например, «Что случилось в Пикалево?» И тебе выскакивают ответы. Но нет ведь, там выскакивает все, что имеет такие слова. Можно искать часами, неудобно. Мне кажется, если среди нас есть какие-то интернет-гении, это шикарная идея, чтобы человек сразу получал четкий ответ на свой вопрос.
ИЗ ЗАЛА: Последнее время делают рейтинги самых смешных вопросов поисковым системам: где туалеты на Коломенской…
СОБЧАК: Т.е. таких интернет-лохов много? Я нашла свою нишу.
ГИЛЁВА: Просто иногда хочется задать вопрос. Я тоже себя ловлю на том, что хотела написать «Где туалет на Коломенской» или «Где съесть бутерброд». Но не дает ответа. А вам информация нужно по каким-то специальным областям или вообще все самое интересное?
СОБЧАК: Я считаю, что мы живем в таком густом медийном мире, нам нужно постоянно себя каким-то образом развивать, узнавать что-то новое. Нельзя выпадать из этого ритма. Столько информационных потоков различных, и нужно быть в курсе, потому что как только ты выпадаешь, сразу тебя отбрасывает на обочину жизни. Меня не было неделю в Москве, я вернулась — а тут уже столько всего: и Пикалево, и чего только не произошло. Ты встречаешься с людьми и даже разговор поддержать не можешь, потому что уже все: «А ты читал вчерашний «Коммерсант»?», «А вот там вот эта статья», а ты только про пляж можешь рассказать. Поэтому надо быть в курсе. Это вообще большая проблема — устаревание информации. Сейчас всех глобально беспокоит высшее образование. Раньше информация, особенно в гуманитарных науках, которую ты получал, она устаревала процентов на 30 с окончанием института. А сейчас это происходит просто в каком-то совершенно невероятно быстром темпе. То есть ты не успеваешь закончить институт, а все твои гуманитарные знания уже совершенно не актуальны, потому что каждый день столько всего происходит, меняется и так далее, что это просто огромное количество информации. И, конечно, очень тяжело, мне кажется, в наше время жить с таким глобальным миром информации совершенно разной.
ГИЛЁВА: Кто у нас обладатель микрофона счастливый?
МИРОНЕНКО: К сожалению, я опять. Про бизнес-проект по имени Ксения Собчак. Я слышал о том, что ваше мифическое благосостояние, которое вы унаследовали, или которое было изначально, — это все не более чем вымыслы журналистов, что все Ксения Собчак зарабатывает себе сама. Собственно, поэтому был придуман бизнес-проект, и вы так много работаете и вас так много. Я бы хотел узнать о развитии этого бизнес-проекта, собираетесь ли вы уйти в продюсирование, финансирование, есть ли какие-то проекты, которыми бы вы хотели заниматься?
СОБЧАК: Спасибо, хорошие вопросы. Явно подставной человек, складно говорит, хорошие вопросы.
ГИЛЁВА: Он просто завсегдатай «Разговорчиков», уже насобачился.
СОБЧАК: На самом деле это действительно так, потому что когда я приехала в Москву, мне даже было странно, что такой ажиотаж вокруг мифических миллионов и так далее, потому что я действительно всегда жила очень самостоятельной жизнью. Переехала в Москву, жила в съемной квартире, достаточно стремной, со страшным подъездом и т.д. Потом у меня началась какая-то личная жизнь, я чуть не вышла замуж, у меня был богатый, состоятельный ухажер, с которым я много лет жила гражданским браком. Какая-то была совершенно параллельная жизнь, слава богу, сытая, довольная, но не связанная ни с моими родителями, ни с бизнесом. И потом, так получилось, что я стала заканчивать институт, мне был уже 21 год, или 22, не помню, я получила предложение работать на телевидении. И в какой-то момент, спустя год, наверное, поняла, что это приносит еще и хорошие деньги. И, безусловно, я, как большой любитель красивой жизни и денег, сразу в это окунулась с головой. Человек я такой, что если ставлю какую-то цель, то прямо к ней и иду, иду, и с удовольствием, и до конца. И как-то все стало получаться, больше пяти лет уже работаю и получаю от этого удовольствие, зарабатываю деньги, мне все очень нравится.
ГИЛЁВА: А вы работаете, чтобы зарабатывать, или вы просто не можете не работать?
СОБЧАК: И то, и другое. Но деньги для меня — очень важный фактор. Я, в отличие от очень многих людей, не буду говорить, что это неважно, что это не имеет значения, что счастье не в этом. Счастье, безусловно, не в этом, но я считаю, что деньги — это не главная, но обязательная составляющая счастья, для меня лично. Для меня
материальные ценности — это важно. И я не стыжусь в этом признаться. Я люблю красивую жизнь, я люблю вкусную еду, хороший отдых, возможность позволить себе то, что я хочу себе позволить. Для меня это реально важная вещь, я ради этого готова вкалывать. Я готова ездить в актюбински и челябински ради того, чтобы потом неделю жить так, чтобы ни в чем себе не отказывать. У меня не задерживаются деньги, это тоже большая проблема, потому что я люблю тратить. Люблю тратить на друзей, на отдых. Для меня это важно. Ну и то, что во мне очень много активности. Даже если бы я не работала, то проблема бы была не для меня, а для всего моего окружения, ядерная война практически.
ГИЛЁВА: И на старость вы себе еще не заработали?
СОБЧАК: Нет, ну я что-то где-то чуть-чуть откладываю, конечно. Но это все пока так, неактуально. Может быть, это меня и подстегивает работать еще и еще. О продюсировании. Просто я пока действительно не планирую, и мне это не очень интересно. Я вообще человек такой, что мне сложно что-то самой с самого начала взять и организовать, какой-то бизнес, продюсерскую компанию. Меня кинут, я в этом ничего не понимаю, считаю я плохо, таблицу умножения от зубов не знаю, это не моя история. Я человек очень творческий, и мне гораздо лучше, когда я работаю в каких-то рамках, мне самой так легче. По своей натуре я не менеджер. Мне легче, когда передо мной ставят задачу, я эту задачу обязательно решу и выполню. Но мне гораздо легче, когда есть кто-то, кто мне говорит: «Нужно идти туда, у нас такой-то проект, от тебя требуется вот это», я это выполю на 150%. А самой создать, собрать — пока мне это сложно, может, потом будет по-другому.
ГИЛЁВА: Кризис — это актуальная для вас тема?
СОБЧАК: Ну что тут говорить, доходы, конечно, стали гораздо меньше, это факт. Но так, чтобы я прямо себе начала в чем-то дико
отказывать — наверное, пока нет. Я все жду, что цены упадут. Не могу понять, почему не падают цены. Я ждала уже какой-то легкой халявы, думаю, что-то там накопила, может, квартиру какую прикупить себе новую, как-то расшириться. А нет, цены не падают. Кризис кризисом, а все 15 тысяч за метр.
ГИЛЁВА: У вас же есть знакомые крупные бизнесмены, люди, которые понимают что-то в экономике. Что они говорят? Что будет? Все будет хорошо?
СОБЧАК: Смотря кто говорит. Кто-то говорит, что будет еще хуже. Кто-то говорит, что будет лучше. Все зависит от бизнесмена.
ГИЛЁВА: А вы склонны каким прогнозам верить?
СОБЧАК: Мне кажется, уже пошло на поправку. Вот так по ощущениям, даже по моей работе, больше стало каких-то заказов, больше корпоративов, больше проектов. Мне кажется, самый сложный период был все-таки осенью. По моим ощущениям, мы его уже пережили. Когда такая вторая волна кризиса, когда одна была, люди уже подготовились, морально и материально, уже все ждут, что будет не так легко. Сейчас наоборот, вроде цены на нефть пошли вверх. Мне кажется, все…
ГИЛЁВА: …будет хорошо. Должно быть. Вопрос?
АЛЕКСАНДР МАЗУНИН: У вас есть трудовая книжка?
СОБЧАК: Да, есть.
МАЗУНИН: А что там записано?
СОБЧАК: Там бы не было ничего записано, если бы не генеральный директор «Серебряного дождя» Дмитрий Савицкий, человек очень пунктуальный, четкий, у которого все по правилам. Поэтому благодаря ему книжка у меня лежит на радио, и там даже что-то идет. Я сама не озаботилась бы, конечно, этим вопросом.
МАЗУНИН: Это первая запись?
СОБЧАК: Нет, первая была в институте. Я в качестве практики языка работала в какой-то компании переводчиком в Швейцарии. Даже не помню названия. Месяц мы ездили, у нас была практика от института работать переводчиком. Там была одна эта запись. Но мне не дали забыть о трудовой книжке. У меня есть два человека, это мама и Дмитрий Савицкий, которые обеспокоены тем, чтобы у тебя было пенсионное страхование, трудовая книжка. У меня же такая, знаете, жизнь стрекозы, «к зиме мы не готовимся». А они: «Нужно думать о завтрашнем дне!»
КОРШУНОВ: Рубрика «Вопросы очкарика». О кинематографе, три вопроса в одном. Что смотрите, что нравится? Что из озарений, открытий, ошеломляющих фильмов? И что из разочарований?
СОБЧАК: Да, я очень люблю кино, это правда. Даже не стыдно за Ильичем повторить, что из всех видов искусств для меня это самое главное. Люблю совершенно разные фильмы. Так много, что не знаешь, с чего начать. Могу сказать, что в последнее время мне стали нравиться даже российские фильмы, чего раньше не происходило совершенно. Для меня из российского кино стал безусловным откровением фильм «Груз 200». Даже нельзя сказать понравился, но это было сильнейшее впечатление, наверное, после «Хрусталев, машину!», в данной номинации — сильнейший. И меня не разочаровал «Морфий». Более того, хотя он совсем другой и для меня он менее «мой», в нем для меня тоже очень много смыслов, очень много какого-то такого правильного декаданса, много тонких стилизаций.
А из разочарований — я в этом смысле не сноб, поэтому смотрю тоже много, иногда с удовольствием. Но из последних разочарований — «Терминатор 4». Я так ждала, вспоминала свое детство, Шварценеггер, эта музыка, «Ты свою судьбу решаешь сам» на фоне шоссе, вот эти кадры. Подросткового возраста ждала, какой-то реинкарнации, а ее не произошло. Роботы очень наивные, которых в принципе жалко, их там мочат как хотят, какой-то резиновый Шварценеггер весь в дыму — в общем, ужасно, я очень расстроилась, правда.
ИЗ ЗАЛА: А «Гитлер капут!» вам нравится?
СОБЧАК: Нет, вы знаете, хотя я надеялась. Вот, кстати, очень хорошая тема. Когда прочитала сценарий, он мне на самом деле очень понравился, я надеялась, что он станет такой прикольной стилизацией на очень сложную тему. Показалось, что мне как образу это будет очень близко. Потому что вообще шутить на тему фашизма, Германии тех времен, всех этих вещей очень сложно. Это очень болезненные темы для нашей страны, правильно болезненные. И мне показалось, что может получиться такая стильная, прикольная, веселая штука на очень неожиданную тему. Вот все как раз, как я люблю: и бабушки будут стонать, скрежетать зубами, и молодежи понравится. Но не получилось. Получился такой низкопробный трэш, на мой взгляд, совершенно ужасный. Но я мыслила в правильном направлении: я сейчас была на Каннском фестивале, посмотрела, на мой взгляд, шикарнейший фильм Тарантино «Бесславные ублюдки». На эту же тему. Это фильм о банде евреев, которые в Германии громят нацистов во время Второй мировой войны. И про такое инсценированное, придуманное покушение на Гитлера. Невероятно интересный фильм. Это вообще один из лучших тарантиновских фильмов. Несмотря на то, что критика его приняла очень по-разному, для меня после «Криминального чтива» и «Kill Bill»’a это третий по значимости фильм. На мой взгляд, просто дико талантливый, Кристоф Вальц, который сыграл там главную роль, совершенно непрофессиональный актер, невероятно сыграл, просто весь фильм не можешь от него оторваться. И очень интересная история. Вот это еще раз доказывает, что просто мера таланта другая. У Тарантино мера таланта такова, что он сделал на эту тему с очень трэшовыми элементами очень стильный, очень крутой и очень при этом молодой, циничный, веселый фильм.
КОРШУНОВ: Это такой низкий юмор, грубо говоря. Важно, что культура дошла до этого. Уже не настолько болезненной тема стала сегодня, уже переболели, переплакали, пережили.
СОБЧАК: Ну, не факт, знаете. Я бы не сказала, что мы до конца к этому готовы. Мне кажется, слишком мы это не то, что рано пережили, но, к сожалению, по пути от Второй мировой у нас внутренних табу образовалось недостаточное количество. Вот это меня, честно говоря, пугает. Потому что, мне кажется, уж в нашей стране это настолько стыдно, нелепо и абсурдно, что у нас так развиты все эти радикальные движения, что у нас скинхед — некий образ, который понятен абсолютно любому человеку, потому что этого так много. Это, на мой взгляд, настолько даже не ужасно, а дико, невозможно поверить, что это так. Поэтому лучше, чтобы не было этого низкого юмора, но и не было бы такой непонятной совершенно в нашей стране тяги к экстремизму. Лучше, знаете, не было бы ни того, ни сего. Лучше было бы более священное отношение к этим вещам.
ГИЛЁВА: А вам кажется, что просто недостаточная работа с прошлым была проделана?
СОБЧАК: Вы знаете, очень много вещей. И с прошлым — это вообще отдельная большая тема. К сожалению, наше государство никогда не может признавать своих ошибок, оно не может поставить некую точку на чем-то. От этого возникает очень много вещей, от этого до сих пор есть люди, которые всерьез будут тебе доказывать, что Сталин и сталинский режим — это было оправдано и, может быть, в то время это было нужно. Именно потому, что у нас здесь столько мнений по поводу тех событий исторических, которые прошли, и нигде не поставлена точка. Ни за что не принесены официальные извинения, нет раскаяния, нет на государственном уровне раскаяния и признания своих ошибок. И это очень важно, этого не происходит ни в один исторический период. Одно сменяется другим, меняются ценности, уходит культ личности, приходит другая власть, меняются времена, перестройка, другие режимы. Но каждый раз не ставится точка в очень важных, ключевых вехах нашей истории. Это очень грустно и скорбно.
ГИЛЁВА: Т.е. как будто бы не проговаривается, что хорошо, а что плохо, и что было хорошо, что — плохо?
СОБЧАК: Даже не так. Не проговаривается — это одна сторона вопроса. Но нет на государственном уровне покаяния, признания своих ошибок. Что вот это было ужасно и это — табуированные вещи, этого делать нельзя. Это есть в очень многих европейских странах, есть вещи, которые невозможно представить по телевидению на каком-то центральном канале. Невозможно представить, что кто-то, как у нас господин Макашов свое время, будет кричать националистические лозунги, призывать людей к агрессии против одной нации. Это невозможно представить, это сразу тюрьма, общественное осуждение, сразу раструбят все средства массовой информации и человека просто затравят, и это правильно. Всегда есть эта боязнь, всегда человек понимает, что есть грани, которые переходить нельзя. У нас как-то очень легко жонглируется этими понятиями, что-то ляпнул для красивого словца, кто-то тебя поддержал, и от этого рождается вся эта анпиловщина, жириновщина, макашовщина. Вот это для меня абсолютно непонятно: почему это у нас происходит.
ГИЛЁВА: А как это уживается со свободой слова?
СОБЧАК: Вы знаете, как-то уживается. В той же Америке, я считаю, а я не сторонник многих американских ценностей, для меня американское общество — далеко не самое идеальное мироустройство, но вот там как-то уживается. Я училась в американской школе какое-то время, я знаю молодежную американскую культуру. Я понимаю, что вот эти вещи, связанные с расой, с разными физическими способностями и
возможностями, — они абсолютно табуированы. Никто не может, ни в каком возрасте в Америке смеяться над инвалидом, над афроамериканцем, над евреем. Над сексуальными меньшинствами даже. Есть темы, их, может быть, немного, но они с самого раннего возраста проговариваются. И, более того, я сейчас вспомнила, мы смотрели какой-то американский канал, MTV, кажется, что-то совсем молодежное, и даже в рамках этого канала какой-то молодежный сериал, очень эпатажный, очень современный, но все время возвращаются к этим темам, все время проговаривают. Все время показывают какую-то историю девушки, которая встречалась, выбирала, с кем ей встречаться. Там была женщина, мужчина, еще один мужчина — афроамериканец, еще кто-то. И каждый раз через эти образы проговаривалось, что ничего страшного нет, если у тебя другая сексуальная ориентация, ничего плохого нет, если ты встречаешься с человеком с другим цветом кожи, ничего ужасного в том, что человек не может ходить или у него физические недостатки — он такой же, как мы. На примитивном уровне, но все время тебя прямо зомбируют этим, и это правильно. На мой взгляд, есть такие вещи, которые нужно прямо с детства в тебя внедрять, на уровне каких-то рефлекторных вещей.
ГИЛЁВА: А это залог чего?
СОБЧАК: Залог здорового общества. На мой взгляд, здоровое общество, безусловно, строится на том, что люди сходятся в каких-то первичных, базовых принципах. У нас этого нет, и в этом смысле свободы слова быть не должно, во всяком случае, на нашем этапе развития общества. Ну, не должно быть. Пока все это не проговорено сто тысяч раз, нельзя переходить на следующую ступень. Мне так кажется.
ГИЛЁВА: А какие первоначальные меры могут быть на пути к этому?
СОБЧАК: Школьное образование, институтское образование. Когда на уровне каких-то самых примитивных вещей обсуждается, внушается и обговаривается. А у нас в принципе нет такой истории. У нас очень свободно и словам, и к каким-то определениям относятся, и в семье встречаются самые разные мнения и менталитеты по этим вопросам. Вот это меня пугает.
ГИЛЁВА: А почему? Никто, ни государство, ни отдельные люди, не готовы взять ответственность?
СОБЧАК: Это не воспитывается. Мне кажется, такие вещи должны воспитываться. Должна быть построена огромная индустрия, идеологическая поддержка именно таким вещам. Мы тоже недавно обсуждали. Есть фильм, на мой взгляд, совершенно отвратительный и во многом безвкусный, и даже, не побоюсь этого слова, бездарный — фильм «Двенадцать» Михалкова. Не знаю, все ли со мной согласятся, но я считаю, что фильм, безусловно, убогий. Но этот фильм — очень нужный. Я считаю, что такие фильмы, именно для народа, для нашей страны, таких фильмов должно быть как можно больше. Потому что там именно на очень простом, может быть, утрированном, может быть, примитивном языке объясняются такие базовые принципы сосуществования людей разных национальностей. Это очень важно. И поэтому мое ощущение — фильм бездарный, нехороший с точки зрения кинематографа, но с точки зрения идеологии — фильм великий, таких фильмов должно быть как можно больше. И если мы говорим о каких-то конкретных действиях, то это — вот такие фильмы, такие книги, такое обучение в школе, в институте, культура создания всего этого.
ГИЛЁВА: А вы «Россию-88» видели?
СОБЧАК: Вы знаете, я очень хочу посмотреть этот фильм. Я знаю, много о нем слышала, но у меня, потому что в большом прокате его нет, просто не было возможности. И я знаю тоже мнение по поводу того, что одни из первых людей нашей страны этот фильм запретили к просмотру, сказав такую классическую фразу, что фильм очень талантливый, поэтому показывать его не нужно. Потому что после этого фильма многие люди могут подумать, что скинхеды — это не так и плохо. Я не могу пока сказать, я не видела. Но по сути я согласна. Сейчас, в 2009-м году в России показывать фильмы, в которых скинхеды — это неплохо, нельзя. Потому что мы, к сожалению, не созрели для этого, у нас и так этого говна, простите, очень много ходит по улицам и происходят совершенно дикие для меня вещи.
МИРОНЕНКО: Возвращаясь к теме воспитания через масс-медиа. Мне кажется, что, например, проект «Дом-2» мог бы стать такой идеальной площадкой. Вы упоминали программу MTV, где девочка выбирала из массы, а можете рассказать, может, от вас исходила инициатива, чтобы пригласить гея, кавказца, инвалида и так далее?
СОБЧАК: Вот вы знаете, у нас, кстати, именно на уровне массового проекта, своей ниши, не то, чтобы большая победа, я бы не стала так говорить, но большое дело, которое происходит в рамках проекта «Дом-2». У нас там сейчас есть двое чернокожих участников, участники всегда из самых разных регионов, с Украины, из Грузии, из Армении, совершенно разных национальностей, разной сексуальной ориентации. Мы сейчас откладываем вопрос вкуса, качества этой программы — это все равно нишевая программа, для своей аудитории. Но то, что внутри нее поднимаются абсолютно все эти вопросы, специально и заведомо приглашаются люди различных конфессий, рас, национальностей, полный спектр сексуальных пристрастий и ориентаций, мне кажется, это важно. Вот пусть даже на этом уровне. Но среди людей, которые смотрят эту программу, эта тема постоянно возникает. Более того, когда возникают межрасовые конфликты, а они тоже возникают, мы это не замалчиваем, а обсуждаем и показываем отношение к этому. Это важно.
МИРОНЕНКО: А сталкивались с какими-то темами, которые, например, канал игнорирует, а вам бы хотелось их поднять?
СОБЧАК: Вы знаете, наверное, тема связанная, прежде всего, с алкоголем. Я бы, например, об этом говорила. Именно с негативной точки зрения. Но существует опять же закон о СМИ, где любая реклама алкоголя запрещена, даже негативная, такие темы не обсуждаются. Хотя я тоже считаю, что это большая проблема, о которой следовало поговорить. Тем более я постоянно с ней сталкиваюсь, не только среди участников — среди пьяных операторов. Пьющие операторы — это вообще бич телевидения. И осветители, да.
ГИЛЁВА: Ксения, у меня вопрос чисто женский.
СОБЧАК: Давайте.
ГИЛЁВА: Мне кажется, я исхожу из того, что вы транслировали в медиа, у вас какое-то время был достаточно прагматичный подход вообще к любви, к отношениям. Я понимаю, что книга, которая совместно с Оксаной Робски «Выйти замуж за миллионера», что это — бизнес-проект, наверное, вы недостаточно серьезно, может быть, изначально к нему относились?
СОБЧАК: Почему, я считаю, что это очень хорошая книга. Т.е. если история проекта «Дом-2» — это чисто какой-то бизнес, план и массовый проект, то как раз книжка «Замуж за миллионера» мне кажется хорошей, интересной, это то, чем я горжусь. Я бы так сказала. Просто вас, наверное, название отпугнуло. Название массовое, но сам смысл сводится ровно к обратному. Она написана в таком как раз очень стебном, сатирическом ключе и ровно про обратное.
ГИЛЁВА: Про обратное? Мне казалось, что это как раз такой свод очень прагматичных правил.
СОБЧАК: Там все правила построены таким абсурдным способом, и это то, на чем я настаивала, это была моя идея, что ты понимаешь, как не надо. Вывод книги, последняя глава книги заканчивается тем, что «надеюсь, прочитав все это, тебе перехочется выходить замуж за миллионера». Вся книга, собственно, о том, насколько это сама по себе абсурдная идея.
ГИЛЁВА: Мне кажется, что сейчас вы счастливы в любви. Что вы за последнее время поняли важное про любовь и про отношения?
СОБЧАК: Ну ты загнула, Аня. Аня жжот, сказали бы мы.
ГИЛЁВА: Мне, правда, это интересно.
СОБЧАК: Знаете, я не могу так прямо сказать. Если честно говорить, мне с этим повезло. Я в любви вообще достаточно счастливый человек. Не то, чтобы я этим хвастаюсь, но, правда, так случилось. У меня не было какой-то несчастной любви большой в жизни. Как-то всегда складывалось все благополучно. Всегда те, кого я любила, любили меня, всегда это было взаимно, всегда было хорошо. Не было несчастных историй, кроме детских влюбленностей, я имею в виду зрелую жизнь. Просто я как-то сама успокоилась в последнее время. Может, постарела, я не знаю. Может, поумнела.
ГИЛЁВА: Да, у нас заключительная часть. Я просила принести три предмета, которые для вас символизировали бы что-то важное. Мы можем, знаете, как поступить: если этот предмет попадет в поле зрения, то мы его возьмем и покажем, если нет — то просто расскажем. Вот что для вас из предметов символизирует любовь?
СОБЧАК: Что для меня из предметов символизирует любовь? Вот я не об этом сейчас подумала, вы зря смеетесь.
ИЗ ЗАЛА: Сердце.
СОБЧАК: Вырвать и показать? Плюшевого мишку еще можно. Мне кажется, что если мы говорим о символах любви, это что-то такое теплое, может быть, какой-то плед. Что-то, что ты можешь на себя накинуть и чувствовать, что вы, как в детстве, знаете, — в домике. Наверное, если мы говорим о символах, то какая-то очень теплая накидка, какой-то плед. Знаете, как в трэшевых фильмах, о которых мы тоже говорили сегодня, в конце, когда захват заложников, заложники все на полу, требуют выкуп, потом заложников наконец-таки бравый Сталлоне или Шварценеггер выкупает, их выводят, полицейские машины, и им сразу плед и чай дают. Сразу у любого человека складывается ощущение, что все, человек в безопасности; если он в мерзком пледе с чаем — у него все хорошо. Наверное, такая клишированная реальность, все равно для меня любовь — ощущение защищенности, теплоты.
ГИЛЁВА: А ненависть?
СОБЧАК: Ненависть? Ненависть у меня ассоциируется с человеческим взглядом недобрым. Если бы я делала картину, то это был бы недобрый человеческий взгляд. Не ваш, Анна, у вас он хороший. И вообще тут у вас нет ничего такого ужасного. Вот, может, он и есть, но я его здесь и сейчас не вижу. Все приятно.
ГИЛЁВА: И мечта?
СОБЧАК: Мечта — это глобус. Это я точно могу сказать, потому что моя мечта сейчас, в ближайшее время точно — это много путешествовать. Я поняла, что сильно погружена в реальность зарабатывания какого-то бабла, Челябинск, «Дом-2», написать, отправить, туда, сюда. И я стала очень мало путешествовать и мало жить «для себя». Вот сейчас это, наверное, тоже старение, я не знаю что, но мне очень хочется много путешествовать. Я поняла, что я очень много упускаю, и хочу посмотреть очень много всяких мест интересных, которых я никогда не видела. Тем более, что за последнее время поняла, что таких мест очень много.
ГИЛЁВА: Я думаю, что правильнее думать, что это не старение, а просто мудрость. Просветление.
СОБЧАК: Ну, это правильно, я так всегда всех успокаиваю.
ГИЛЁВА: Да нет, что вы. Я, как человек, которому 31, адское количество лет, я вам точно говорю.
СОБЧАК: Мужчины еще смотрят, все нормально.
ГИЛЁВА: Да-да, можно жить. Ну что? Я думаю, что нам нужно завершать.
СОБЧАК: Спасибо вам большое.
ГИЛЁВА: Сегодня в «Разговорчиках» была Ксения Собчак.
СОБЧАК: Я так зарядилась, попила от вас какой-то энергетики, надеюсь, что отдала свою.
ГИЛЁВА: Я думаю, что это был взаимный процесс.
СОБЧАК: От вас я взяла какую-то очень теплую энергетику. Так что сегодня вечер обещает быть добрым. Спасибо вам огромное.
ГИЛЁВА: Спасибо.
Джао Да»
м. «Китай-город», Лубянский проезд,
дом 25
«Китайский летчик
Джао Да»
м. «Китай-город», Лубянский проезд,
дом 25