Разговорчики № 36. Диана Арбенина.
13 ноября 2006 г. Тема: «Чем платят за успех».
Д И А Н А А Р Б Е Н И Н А: Вы самая лучшая аудитория в мире, такой точно нигде не увидишь. Я хочу вас всех поприветствовать. Для меня это довольно неожиданный опыт, эксперимент. Меня, если честно, сподвиг Миша Козырев. Я говорю – а че такое эти «Разговорчики», а он говорит – отличная штука, не волнуйся, не пожалеешь. Я говорю, главное, чтоб в 9 часов закончилось это все. Не, говорит, я задержался. Ну ладно, хорошо. Я согласилась. Вчера, если вы заметили (обращается к Гилёвой, которая накануне брала у нее интервью для «РЕН ТВ»), я была совершенно в другом настроении, я не могла проснуться на интервью, а сейчас – драйв и все в порядке. Сегодня первый мой такой вечер без гитары, я все думала: брать-не брать, брать-не брать… Я ее не взяла. Я могу стихуй прочитать.
Я подумала, что 12 декабря – как это было год назад – будет такой традиционный по-хорошему квартирник, и сегодня, я считаю, как первая часть этого действа. Поэтому 12 декабря я буду петь, а сейчас задавайте вопросы, Анюта, я думаю, хорошо все это разрулит, мы отлично пообщаемся и будем друг друга ждать еще месяц.
А Н Н А Г И Л Ё В А: Что сейчас в жизни происходит, чем живете?
А Р Б Е Н И Н А: Я это вчера сказала.
Г И Л Ё В А: Люди-то не слышали.
А Р Б Е Н И Н А: Я пишу альбом и больше ничего не делаю. Тунеядец. Читаю книги. Изредка разговариваю по телефону. Теряю соратников.
Г И Л Ё В А: Почему?
А Р Б Е Н И Н А: Ну так получается в последнее время, что их становится меньше. Встречаюсь с вами. Чувствую себя достаточно хорошо, несмотря на то, что простудилась, был насморк. Нормально. Я думаю, что в конце февраля мы выпустим альбом и больше жить нечем.
Г И Л Ё В А: А стихи? Планируется к выходу книга, да?
А Р Б Е Н И Н А: Чай будешь? Стихи, да. Стихи я предполагаю выпустить. Завтра будет такая достаточно ядерная встреча, по важности своей, с издателем, который решил издать эту книгу, которая, наконец-то, будет полноценная, потому что ни одной полноценной книги у нас еще не выходило, а вообще их было две: «Патронташ» – мы там были вместе со Светкой, но, к сожалению, издатель не подписал, где там были Светины стихотворения, а где мои, он не подписал под каждым стихотворением авторство. И получился такой винегрет. Когда меня просили спеть песню «Белые люди», мне было как-то неловко. У Светки то же самое. «Ограда, мокрый снег», я помню, очень долго она открещивалась, что не она ее написала. В общем, такая вот мешанина. Что касается книжки «Катастрофически», она была более-менее полная, но когда меня пробило на писательство в прошлом году в январе, то получилась самая-самая существенная по содержанию книга, и будет выпущена, я надеюсь.
Г И Л Ё В А: Будем ждать. Была упомянута потеря соратников. Часто в жизни приходилось терять людей? Это болезненный опыт?
А Р Б Е Н И Н А: Я не могу сказать, что, мол, ой, это так легко, как два пальца... Я постарела, у меня так много морщин после этого появилось. Когда я потеряла Гуся, когда я потеряла Светку Голубеву – я перестала быть молодой после этого. Все, до свидания, молодость прошла, я никогда уже не буду такой беззаботной, беспечной, такой сильной, как я была тогда. Но они часто ко мне возвращаются, они так меня поддерживают, что я была бы полным уродом, если бы говорила, что вот вы знаете, я скорблю и скорблю. Я действительно скорблю, но я радостна тем, что я могу их поддерживать песнями, которые я еще пишу. Мы записали песню «Стань моей птицей» в Лондоне, я приехала в Питер, там ставила ее друзьям, и я говорила: «Господи, как жаль, что Голубева не дожила до этого момента», потому что она всю свою жизнь себя считала птицей, и я даже в какой-то момент отчаяния говорила – «ну Светка, собака бешеная, ну почему так получилось? Ну надо же было подождать». А так, наши мертвые живы тем, что мы живы, поэтому все хорошо.
Г И Л Ё В А: Я когда говорила про потери, я имела в виду, что дороги расходятся у людей по каким-то причинам
А Р Б Е Н И Н А: На мой сегодняшний опыт, это уже софистика, потому что ну разошлись дороги, очень страшное предательство бывает в этом разделении пути, но нет ничего страшнее смерти, ничего. И к смерти подготовиться нельзя. И как бы ты ни был стоек, это невозможно. Раньше я этого не понимала, раньше я думала: вот ты предатель, ты сделал не так, раньше ты пел рок-н-ролл, а теперь ты поешь попсу – значит, ты мне враг. Теперь я думаю – да ради Бога, пусть поет, что хочет, лишь бы был жив-здоров, потому что у меня такой чернотой, таким налетом черным покрывается душа, когда я теряю, что мне тяжело от этого оправиться. С этим невозможно ничего сравнить. У меня был вчера эфир в «Культурной революции», там были два замечательных гостя – Александр Васильев и Сергей Александрович Соловьев…
Г И Л Ё В А: О чем говорили?
А Р Б Е Н И Н А: Александр Васильев говорил, что вечных ценностей не бывает. Сергей Александрович говорил, что все это ерунда, конечно же, они есть и это смешно оспаривать. В какой-то момент он сказал, что жизнь делится на две части – до того, как у тебя есть мама, и как ее не стало. Что бы ты ни делал после, это совершенно четкая вторая часть жизни, и нет возвращения к первой, и никогда уже больше не будет. Я к чему говорю это – после всех этих испытаний, а испытание смертью – это самое страшное, самое сильное испытание – может сравниться только пуля в спину, может, вы смотрели «Остров» Лунгина?
Г И Л Ё В А: Нет, еще нет.
А Р Б Е Н И Н А: Какая потрясающая картина! Посмотришь – ой! В общем, слава Богу, что мы живы и здоровы.
И З З А Л А: Из-за чего вы плакали последний раз?
А Р Б Е Н И Н А: Каждое лыко в строку, да? Я бы хотела закончить уже с трагедиями. Самая большая трагедия, я думаю, когда я выпущу альбом, и вы меня все вместе опустите.
И З З А Л А: Вы решили уйти со сцены?
А Р Б Е Н И Н А: Не дождешься. Когда я последний раз плакала? Щас скажу. Последнее время это чаще случается. Ну, у меня с мамой не очень хорошие отношения сейчас, получилось так, что она меня растрогала еще раз. Я ей поставила вещь, которую мы привезли, – две сведенки с Лондона и две песни, которые еще не сведены, но уже готовы к работе. И подносила телефон к мембране автомобиля, она далеко просто живет. И она говорила, что вот здесь – так, здесь – так, и она так здорово просекла это, через призму, через помехи. По большому счету, невозможно услышать… Конечно, расстроилась, покурила…
И З З А Л А: Что покурила?
А Р Б Е Н И Н А: Щас…Что касается подвоха, в данном случае я его не усматриваю. Я курю тонкие женские сигареты. Траву я, безусловно, пробовала, это понятно, но я ее не люблю. И не понимаю этого, как можно, – вот обкурился, ха! Такой весь…
М А Ш А: Вопрос про детство. Тебе повезло с учителями в школе? Мне – очень.
А Р Б Е Н И Н А: Да, повезло. Их было такое количество! У меня родители переезжали постоянно, учителя менялись, но из них не было ни одного плохого – в плане отношения к человечку, по отношению ко мне. А так я училась – я не могу сказать, что очень хорошо.
М А Ш А: А на какие отметки ты училась?
А Р Б Е Н И Н А: Да тройбаны, что, не видно? Не, секунду. Вот у меня была учительница алгебры, это вообще было здорово. Она очень любила ставить кол. Красный такой и в скобочках – ед., единица. Я не переводила, у меня было два дневника. Хорошо, что не два паспорта. А то вот сейчас мы тут сидим рядом с Лубянкой и все в порядке. Я училась хорошо по физике, мне очень нравился этот предмет, литература нравилась, особенно сочинения – положишь так лист в тетрадку и пошел гулять, все нормально, все проходят, смотрят. Я скатывала геометрию, химию – ничего не понимая. Причем знаете что? Я уже, по-моему, говорила: вот она исписывает мелом все четыре половины доски, даже шесть, и стоит заповедная такая тишина в кабинете и все думают – да когда ж это закончится вообще – а оно все не заканчивается, и стоит директриса наша, которая вела алгебру и геометрию и черчение, и к ней подходит мой друган, которого она вызвала, он подходит, подходит, подходит, а она говорит – «Да! Это неправильно!» Я училась в классе с углубленным изучением физики и математики. Если учесть, что я с пинка попала не на ту планету, то вообще. Было тяжело. Но когда меня выпустили из школы, ко мне подошла директриса, я думала, она меня с грязью сравняет, я думала, все, хана, я ничего не сдала, я вообще ничего не знала, ну так получилось, что тройбаны… и вот она подходит, Раиса Спиридоновна ее звали, подходит и говорит: «Девочка, ну вот ничего, что тройки?» Да вы что, большое спасибо! Правда. Так и было. Я плохо училась. Я говорю это с долей оптимизма и юмора, потому что я была докой в литературе, я прочитала все, что предполагалось нашей программой. Два произведения у меня вызвали колоссальное отторжение. Это «Мать» Горького – не по политическим соображениям, я их не имею в виду вообще (тут такой разряд с Лубянки), а с точки зрения того, что Горький написал огромное количество волшебных просто, гениальных рассказов, это такой мастер рассказа, мастер сыромятный, домотканый такой человек в плане литературы, но вот с «Матерью» ему не подфартило, ну плохо написано, плохо, вся вот эта вот идея... А второе произведение – Чернышевский «Что делать?». Вот давайте не будем сейчас говорить про наше замечательное наследие в 70 лет, дело не в этом. Дело в том, что опять же, написано плохо. Если ты человек, изучающий литературу, русский язык, то, твою мать, когда ты читаешь 25-й сон Веры Павловны… это же заскорузло! И вот он сидел, харкал, у него была чахотка, он сидел в тюрьме, и писал, превозмогая себя… Так вот не надо было превозмогать себя! С точки зрения русского языка. Вот вы можете себе представить Чернышевского рядом с Федором Михайловичем Достоевским? Когда он сказал, что все дозволено. Вот мы такие и выродились. Все дозволено. Я не читала после этого ни одного произведения Чернышевского, которое бы…я хотела бы ошибаться…но мне кажется, он такой бесталанный был. И тут уже сказать нечего.
М А Ш А: Ты любила ходить в музыкальную школу?
А Р Б Е Н И Н А: Ой… Не, не любила. Жаль, конечно. Лучше б я любила. Понимаете, кичиться своей нелюбовью к школе, общеобразовательной школе, музыкальной школе, тем, что ты тройбаны получал, – это такой дешевый ход, то же самое, что у нас сейчас все девушки, которые стоят на сцене, все хулиганки. А вот я тут сижу и говорю – да, действительно, у меня были тройбаны. Мне всегда было тесно и в школе, и в музыкальной школе. Если бы мне было дано вернуться туда… не учиться, а …вот самый пик учения, самая сладость учения, а я очень люблю это занятие, пришелся, все-таки, на более взрослые годы. Мне здорово, что я все-таки обрела настоящих учителей, но жаль, что этого не случилось в том возрасте, которого ты еще не достигла. Я не имею в виду общеобразовательные вещи. Школа – это несколько другое.
И З З А Л А: На партах рисовала? А Р Б Е Н И Н А: Не, не рисовала. Ну как, там же дерево, нет. М А Ш А: А я на сольфеджио рисую. А Р Б Е Н И Н А: У нас был один случай, тоже достаточно приятный. У нас был открытый урок, приходит директор, садится, и в какой-то момент стул провалился, и она упала. Ну, наверное, это смотрится комично, хотя очень странный такой комизм, да? Самое интересное, что класс остановился, а я – нет. Я не могу понять, почему так. Я до сих пор не могу понять природу, мне кажется, это что-то нервное. Вот я к вам собралась, немножко пораньше выехала из дома, посидела в соседнем кафе, попила сок. И вот когда я начинаю нервничать… Вот мне сегодня N., которая возвращается в Ташкент, даже платок дала. Конечно же, я волнуюсь, и это абсолютно нормальное ощущение. Уже чтоб закрыть тему школы: мне бы очень хотелось, чтобы малыши, которые приходят к нам на концерты, почаще задавали вопросы и говорили, что им с учителями повезло, потому что это очень хорошо, это правильно. А Н Я: Какие книги произвели на тебя самое большое впечатление? Не обязательно в школьные годы, а за всю жизнь? А Р Б Е Н И Н А: За всю жизнь – это сложно сказать. Это мы тут сидеть будем до 12 декабря. Ну вот я уже говорила про Михаила Шишкина – действительно, очень хороший автор, он наш русский подданный, он живет в Швейцарии, пишет таким хорошим, так скажем, вкусным сочным русским языком. Что касается остальных, Лосев «Бродский». Я прочитала анонс, когда была в Питере. Стала ходить по всем магазинам, ну нет нигде. Стала звонить нашей Юленьке, говорю, слушай, ты можешь помочь? Она нашла в Москве эту книгу. «Жил-был». Очень хорошая. Чем дальше, тем больше меня клонит к литературе. Клонит и клонит. И З З А Л А: А «Рикошет»?
А Р Б Е Н И Н А: Вы меня поразили, конечно, этим. (Обращается к Юле Контровой, своему пресс-секретарю) Ты вообще понимаешь, о чем речь? Ю Л Я К О Н Т О Р О В А: Да, я в курсе. А Р Б Е Н И Н А: Ага, ты еще скажи, что сама это все сделала. Г И Л Ё В А: Не в курсе, наверное, только я. А Р Б Е Н И Н А: Мои дорогие зайцы сделали такую здоровскую книгу – в твердом переплете, здоровское честное издание, там собрано все – начиная от статей, меня постоянно анализируют, это нормально, Фрейд отдыхает, на самом деле. Если увидимся в Москве, я привезу, ты просто поразишься. Называется «Полное собрание сочинений, том первый». Там еще такие здоровские фотографии. Я подумала, стоит до 33 лет дожить, может быть, том 2… Это не намек, это просто… Г И Л Ё В А: Самое частое, что тебе предъявляют, что ты опопсела… А Р Б Е Н И Н А: Что такое «опопсела», можно узнать? Г И Л Ё В А: Вот раньше ты была честная, а теперь опопсела. А Р Б Е Н И Н А: Мне так нравится, когда приезжаешь на пост ГАН, ну, нарушил, как обычно… И З З А Л А: И часто такое бывает? А Р Б Е Н И Н А: Да нормально. Г И Л Ё В А: Раньше не узнавали, а теперь узнают и пропускают? А Р Б Е Н И Н А: Сейчас узнают и берут еще больше. Что такое популярность? Смотри, такая штука… Можно закурить? Во-во, а потом напишут: курила постоянно. Г И Л Ё В А: Ты же запретила всем курить… А Р Б Е Н И Н А: Ну всем-то – да, а я-то… Я еще отрываю полфильтра. Знаешь, какая штука…Мне не страшно, что я перед ними курю, мне даже не страшно, что сегодня они пришли ко мне, а завтра – к кому-нибудь другому. Я постоянно чувствую заповедность того, что происходит, мне этого хватает, это здорово, этим и сильна. Что касается попсы, ты слышала песню «Кукуруза»? И что, это попса? Абсолютно не попса! Что такое попса в нашей стране? И З З А Л А: Продажность. А Р Б Е Н И Н А: Вот спасибо большое. Вот это вы выступили замечательно, конечно. Соленого придали атмосфере. Попса – это наша популярная музыка, которой открыты все двери и так далее. Так вот, почему мне нравятся наши гаишники, потому что они слышали фамилию, но ни одной песни не слышали. Поэтому что касается популярности. Я не совсем понимаю…может быть, я как-то сама себе лукавлю, может быть, я вру себе, но неужели я популярна? Г И Л Ё В А: В одной газете я вчера прочитала: «К ней на день рождения пришла Ксюша Собчак». Теперь не отмоешься, Диана А Р Б Е Н И Н А: Ага, а дальше распахивается дверь и на пороге появляется Ксюша Собчак. Или Глюкоза, вот я слышу. Наташа Ионова ее зовут. Я к ней очень хорошо отношусь. Здоровый человек. Я не скажу слово «популярность», но я прекрасно понимаю, я сейчас говорю серьезно, наконец, что песни, которые я пишу и то, какая я вообще, начиная от макушки и заканчивая подошвами ботинок, – меня не могут любить все, и никто меня в общей массе любить не будет. И тем, может, и хорошо, что мы встретились здесь, и люди, которые сюда пришли, хотят меня увидеть и услышать – это действительно, мне важно. И потом, 32 года – уже поздно как-то…куда-то…Ну а оправдываться – это вообще последнее дело. И я маме говорю: «Мама, да я не оправдываюсь!». А она говорит: «Что ж ты мне тогда отвечаешь?» – «Хорошо, буду молчать». Уже поздно это – нравится-не нравится. Мне кажется, самое главное, что есть во мне, – это постоянное такое острие, которое во мне существует и которое притягивает. И З З А Л А: Диана, что важнее для тебя – любить или быть любимым? А Р Б Е Н И Н А: А, это так…вот…На самом деле, мне хорошо и от одного, и от другого. Я не разделяю. И З З А Л А: У вас никогда не было мысли пойти преподавать в университет? А Р Б Е Н И Н А: У меня же была дилемма: либо ехать в Питер, либо лететь на Аляску и там преподавать в университете по своей специальности: русский язык для иностранцев – такая у меня основная специальность когда-то была. Ну, я выбрала Питер. Ну а что значит «учить»… учить людей, я так понимаю, можно по-разному. Вот у меня есть двое маленьких, которые учатся, я это прекрасно вижу. Они так растут! Разного цвета, правда. И З З А Л А: Срывали ли вы когда-нибудь голос, если да, то как восстанавливали? Как вы его бережете? Спасибо. А Р Б Е Н И Н А: Пожалуйста. Срывала попервости. Когда только начала, в 93 году, это точка отсчета. И с самого начала было много пива, мы пили в Питере, тогда еще «Балтика» не испортилась, и все такое. А потом в какой-то момент, когда возросло количество концертов и они стали качественно иными, по городам эти перелеты, и я пересмотрела свое отношение к голосовым связкам, и сейчас его сорвать невозможно. Я стала профессионалом, я этого не стесняюсь ни в коей мере. Сорвать голос сейчас я не могу. Нет, ну конечно, если я сейчас буду орать два часа, то я его сорву. Что касается рецепта, как его восстановить, первое, конечно, сон – даже не молчать, потому что когда ты молчишь и при этом вокруг тебя раздаются какие-то звуки, то связки реагируют, колеблются. Особенно музыка – музыку категорически нельзя слушать. Лучше спать. Молока теплого выпить и спать. Я не верю в пилюли, стрепсилсы и всякую такую ерунду. Может, они и помогают снять отек, но это все припарка мертвому. Нужно поспать часов восемь, и тогда уже проснешься, не сразу говорить, но где-то через два-три часа, немножко раскачавшись… Д А Ш А Х А Р Ч Е Н К О: Почему у вас на форуме удаляются темы, в которых негативные отзывы на ваше творчество? А Р Б Е Н И Н А: А вот Юля пусть ответит. К О Н Т О Р О В А: Я не удаляю ничего из форума. Я думаю, что весь вопрос в корректности и в факте. Если мы сейчас начнем с вами говорить о том, что конкретно удалили, пойдемте сейчас…разберемся, восстановим. А Р Б Е Н И Н А: Я закончу. Я действительно не лукавлю, когда говорю, что не захожу туда. Я расстраиваюсь там. Я не модерирую сайт и делать этого не собираюсь, другое дело, что я доверяю человеку, который этим занимается, его зовут Валера, он живет в Питере, и это довольно тонкий парень, который понимает, что нужно оставлять, а что нет. Отдадим это на его совесть. (Конторовой) А ты туда ходишь? К О Н Т О Р О В А: Если я скажу нет, кто-нибудь поверит? А Р Б Е Н И Н А: Заходит. Если говорить о том, кто туда заходит, мне кажется, наш сайт – один из самых достаточно либеральных. Другое дело, что, как мне рассказали, открылся сайт arbenina.com. Конечно, очень хороший, но вот пару дней назад я проснулась от звонка той же Юли, которая спросила: «Слушай, Арбенина, ты когда-нибудь прямую речь давала для сайта arbenina.com?». Какую? Не давала вообще никогда. Вот, мол, приглашаю вас туда-то и туда-то… Г И Л Ё В А: А что, приглашала в неприличное место? А Р Б Е Н И Н А: Я вспомнила, приглашала на вечер памяти Окуджавы, но дело в том, что прямой речи не было, я никого никуда не приглашала. И мне кажется, что все это просто вранье, за которое дала бы дубиной по башке. И когда ребята с этим разобрались, оказалось, что просто пошутили там люди. Мне кажется, за такие шутки нужно отрывать руки, уши, носы. Каждый из вас, если бы оказался на моем месте…знаете, за использование частной речи без какого бы то ни было права на это…за это нужно карать конкретно. Другое дело, что меня даже на это не хватает. Г И Л Ё В А: По поводу участия в концерте, посвященном Окуджаве. Ты чувствуешь эту преемственность: ты и бардовская песня? А Р Б Е Н И Н А: Бардовская песня мне не близка по причине того, что мне не нравятся их постулаты – я имею в виду эти пресловутые три аккорда… У меня он один. А что касается конкретики, то есть имена, которые для меня, безусловно, величины – это Окуджава, Высоцкий, Башлачев – я не говорю сейчас про бардовскую песню вообще, это люди, которые вышли за пределы каких-либо жанров, их нельзя отнести к какому-то одному направлению, стилю. Когда меня пригласили участвовать в концерте памяти Окуджавы, я согласилась, спела «А как первая любовь», я очень люблю эту песню, и «Заезжий музыкант целуется с трубою». И З З А Л А: Диана, как вы относитесь к творчеству Янки Дягилевой? А Р Б Е Н И Н А: Ой, она умница была. Большая умница. Вот тоже. Какой это жанр – рок-н-ролл, бардовская песня или что? Если говорить о том, что есть авторская песня – да. Она, конечно, есть. Но для меня она сейчас стала заскорузлой. Я не хочу никого обижать, но вот у них лыжи у печки стоят…романтика какая-то такая сахарная… «Милая моя, солнышко лесное», кстати, очень хорошая песня, оттуда еще. Но мне кажется, что сейчас об этом петь уже как-то…Такими словами себя выражать себя может не каждый, нужно иметь абсолютно детскую душу, по-хорошему детскую душу, чтобы быть честным в этом. А то вот это: «Ребята, ля-ля-ля»… уу, не могу. Хотя есть хорошие песни. Г И Л Ё В А: Ты с Земфирой вообще конкурируешь? Развей миф, который существует. А Р Б Е Н И Н А: Земфира очень хорошая. Я ее очень люблю, она отличная, но мне ее не хватает, я уже об этом говорила вслух. Ее мало, ее нет. Я прошу прощения, это такой достаточно жесткий закон, но, тем не менее, свято место пусто не бывает, и на ее место приходит дешевизна и вот эти вот девочки… (Конторовой) Например? К О Н Т О Р О В А: Не надо! А Р Б Е Н И Н А: Я могу так сказать, что ни одна барышня, которая сейчас на сцене стоит, носочка не стоит Земфиры. Перечислите всех, кого вы знаете. Другое дело, что, мне кажется, наше долбаное государство ее так утомило, так использовала ее, что она устала и сказала – да идите вы все лесом. Она действительно устала. Давать по 30 концертов в месяц – это очень тяжело. А что касается конкретно отношения к ее альбомам, оно у меня довольно конкретное. Мне, например, все меньше и меньше нравятся ее альбомы с течением времени, мне кажется, что гениальный альбом – «Земфира». «Вендетта» мне не понравилась, для меня это очень депрессивный альбом, и все же я человек, который слушает песни, мне нравится там песня «Красота». Что такое альбомы? Это следствие того, как человек живет, как он думает и как ему вообще живется в мире. Значит, живется не так хорошо раз такие альбомы, как у Земфиры. Радости я не чувствую оттуда, а поскольку я очень уважаю и очень люблю этого человека, мне досадно. Г И Л Ё В А: Почему ты говоришь, что ее использовало государство? А Р Б Е Н И Н А: Не то, что использовало государство, а я имею в виду такой отраслевый шоу-бизнес. Ну как использовало? Вот она выпустила альбом, ее укатали с этими концертами, это прекрасно было видно и понятно. Их очень много. Нельзя играть 30 концертов каждый месяц – вот девушка у меня спрашивала по поводу голоса – ты его не сорвешь, ты просто сляжешь, заболеешь гриппом, не важно чем, воспалением легких. Потому что иммунитет у тебя с каждым разом понижается. Когда я уезжаю в тур и даю там 15 концертов, я после пятого думаю: аллилуйя, значит, я смогу еще десять. Это очень тяжело. Если ты честно это делаешь, это очень тяжело делать. Надо же милосердно относиться к артистам, надо же думать, что мы не роботы. И З З А Л А: Лучшие клипы Земфиры снимала Литвинова. Вы не хотите с Литвиновой поработать? А Р Б Е Н И Н А: Не знаю насчет того, что лучшие, мне очень нравится «Прогулка». «Самолет» я не видела никогда. Я видела «Блюз», мне понравилось. Мне нравится клип, где вот она спички… «Хочешь», да, хороший ролик. Мне нравится ролик «Прости меня, моя любовь», где там бегают клоны Земфиры. Я прошу прощения, если что–то не вспомнила. И З З А Л А: Как относитесь к Чичерине и «Сансаре»? А Р Б Е Н И Н А: О «Сансаре» не слышала я давно. Чичерина, как я поняла, сейчас живет на Брайтон-Бич и как-то странно она себя ведет последнее время.
И З З А Л А: У нее все хорошо. А Р Б Е Н И Н А: Ну хорошо и хорошо.
И З З А Л А: Как ты относишься к Дуне Смирновой?
А Р Б Е Н И Н А: Умная девушка. У нас сначала знакомство было, когда была «Школа злословия», 17 октября была первая Горбушка, и тогда же был день рождения моего друга. Понятно, мы вжарили там. Я была очень счастлива, что Горбушка состоялась, они меня прокатили как эшелон по рельсам. Артист – это больше, чем мужчина и больше, чем женщина, это творец, который, по-хорошему, не принадлежит ни тому, ни тому. Я посмотрела ее фильм «Связь», и мне очень понравилось. После этого мы стали дружить. Она же сценарист, она написала «Дневник его жены», очень хороший фильм. Еще «Прогулку», «Прогулка» не понравилась мне. Ну, это профанация, на самом деле, Питера. Особенно Гришковец с шарфиком. Мне очень понравился «Питер FM». Вот там все в порядке. Даже закроем глаза на песни. Хотелось бы, чтобы как можно больше было талантливых девушек на нашем небосклоне, да и в кино тоже, а что касается Ани Михалковой, то она умница (Анна Михалкова сыграла главную роль в фильме Дуни Смирновой «Связь». – «Р».)
Пришла записка: «Расскажите свой любимый анекдот». Анекдот хороший. Вы знаете, что такое самое высшее проявление оптимизма в жизни? Это когда приходишь на кладбище, а там везде одни плюсы.
И З З А Л А: Было бы вам интересно написать песни для кинофильма, если тексты уже есть, причем не авторские, а народные?
А Р Б Е Н И Н А: «Ой да не вечер», что ли? А вы Юле передайте, у нее будет еще много времени, чтобы вас никого не обижать, передайте то, что вы хотите для меня передать. Я хочу продолжить сейчас для кино, есть все к этому предпосылки.
Г И Л Ё В А: Есть предложения?
А Р Б Е Н И Н А: Есть. (Продолжает читать пришедшие записки с вопросами). Вопрос от Юли из журнала «Афиша». Вопрос такой, послушайте. Что вы понимаете под словами «предательство и измена» и смогли бы вы простить измену? Подпись: Юля из журнала «Афиша». Предательство я не прощаю, измену понять могу. Но не возвращаюсь никогда, вы это прекрасно знаете. И вопрос этот задаете, между прочим, с большим постоянством. Я не понимаю, почему это происходит, может, потому, что меня постоянно предают, и я кому-то изменяю… Но пока все нормально. Предательство и измену я, наверное, простить не смогу.
Вопрос: «Когда пострижешься?». Вот беспонтово, а. Я, между прочим, постриглась. Друзья приходят недавно, одна из них была девушка и она решила покрасить волосы, ну и все знали, что она собиралась покрасить волосы, и вот они приходят, садятся пить чай, и мои друзья говорят: «Слушай, как здорово, так идет тебе, так хорошо». А она говорит: «Да я вообще не покрасилась».
(Читает следующую записку). На плакатах «Нашего радио» у тебя ТАКИЕ руки… Это не мои руки. На плакатах «Нашего радио» не мои руки. Почему это случилось?
И З З А Л А: А чьи?
А Р Б Е Н И Н А: Не знаю, может, Люды Стрельцовой, черт его знает. На самом деле никто не мог предположить, что так получится.
И З З А Л А: А за что так?
А Р Б Е Н И Н А: Да я думаю, не понравились мои. Поэтому другие. Знаете, как я удивилась, когда увидела. Думаю, о! Это было смешно. Мне звонили и спрашивали достаточно часто об этом.
И З З А Л А: Ваше самое яркое детское воспоминание. И еще вопрос: как собака?
А Р Б Е Н И Н А: Чукотка, наверное. Мне до сих пор хочется на Север. Так здорово, что меня родители туда привезли, и что я там была, и что я поняла, что такое Север, и что он меня до сих пор держит… А что касается собаки, Робеспьюши, то он очень большой, сегодня прощалась с ним, говорю, Робеспьюша, надо тебя помыть, а то зима, а он бегает, защищает дом, хотя никто не нападает. Но он защищает. Хочу в феврале еще одну собаку.
И З З А Л А: Какую?
А Р Б Е Н И Н А: Ой, нет. Пожалуйста, я вас очень прошу, не надо сюрпризов. Так я вам и сказала, какую!
Г И Л Ё В А: И будет 10 собак…
А Р Б Е Н И Н А: Нет, 10 собак не будет.
Г И Л Ё В А: А тебе свойственно редактировать свое прошлое? Вот было событие малоприятное, потом смотришь на него через несколько лет и думаешь, что не, вроде хорошо все было…
А Р Б Е Н И Н А: Да. Для меня всегда все очень знойно, болезненно. Представляешь, как я хорошо сегодня себя буду чувствовать, что я согласилась прийти. Вы что, думаете, так легко сидеть перед вами? Разумеется, я волнуюсь. Но я же смогла сделать. Это хорошо. Я постоянно что-то преодолеваю, и остановиться уже невозможно. Знаете, сейчас мне так нравится, что мы пишем этот альбом. Раньше такого не было, а сейчас появилась такая возможность. Поэтому вот эти преодоления дают такую силу, такое счастье.
В О П Р О С: Если цель для вас недостижима, признаете ли вы поражение или будете повторять попытки достигнуть цели снова и снова? Конечно, буду повторять, я думаю, что я достигну. Есть еще такой момент. Как только перестаешь чего-то хотеть, то еще раз достигаешь.
В О П Р О С: Как Вы относитесь к Маре и считаете ли вы ее представителем музыки нового поколения, следите ли за ее творчеством?
А Р Б Е Н И Н А: Знаете, какая мне песня у нее нравится, я вчера услышала первый раз – «Где-то моя любовь». Представителем музыки нового времени я ее не считаю, она поет в системе жанра, который она представляет. Но молодец. Растет.
В О П Р О С: Когда мы увидим вас в статусе мамы и жены?
А Р Б Е Н И Н А: Тут еще зачеркнуто «кто был» и дальше написано – есть ли у вас постоянная женщина? Ой, не могу. «Статус мамы» – мне очень нравится. Пропуск такой – «Статус мамы». Я не знаю, когда я рожу сына, я очень этого хочу. Что касается замужества, то я об этом пока не думаю. Что касается постоянных женщин… вы знаете, с этой темой, мне кажется, мы перегибаем в последнее время. Это что, билет, что ли, прислали? Перегибаем, потому что мода в данном случае, и такие вопросы относятся, мне кажется, к разряду модных вопросов. Я к ним не отношусь. Мне нравится та жизнь, которой я живу. Вы прекрасно знаете о некоторых из тех людей, кого я люблю до сих пор и кого я любила. Если не знаете, то догадываетесь, я от этого не отказываюсь. Но это не имеет в данном случае никакого намека на то, чтобы оставаться постоянно константой, постоянно оставаться в определенной нише. Все развивается.
Г И Л Ё В А: Красиво сказала.
А Р Б Е Н И Н А: Скажи, да? Я сама обалдела.
Г И Л Ё В А: Давай посмотрим, откуда люди приехали. (Вопрос про постоянную женщину и статус мамы написан на железнодорожном билете. – «Р.»).
А Р Б Е Н И Н А: Из Питера, наверное. Щас посмотрим. Москва-Санкт-Петербург, второй плацкарт. Слушайте, знаете, какой был отличный момент. Я приезжаю однажды в Питер, проездом в Хельсинки на концерт господина Стинга. Частный такой визит, никто не знает, где я выхожу из вагона, а там стоят … Я думаю, черт возьми, что ж такое-то? И, главное, никто об этом не знал. Говорю: «А как вы узнали?». Девочка говорит: «А у меня мама работает в транспортной милиции». Нормально? И, говорит, ехали вы, Диана Сергеевна, ну я не помню, условно, место 25, такой-то вагон. А обратно вы поедете на таком-то месте… Вот это отлично. Такие замечательные, стоят с цветами, потом говорят: «Ну, мы побежали, у нас сегодня экзамен…»
В О П Р О С: Считаете ли вы себя критичным человеком?
А Р Б Е Н И Н А: Да.
В О П Р О С: Много ли вы пьете в последнее время?
А Р Б Е Н И Н А: Ну, что значит – много или не много? Я пью водку. Я этого не скрываю. Водку очень люблю. Мне кажется, что это такой нормальный, честный русский напиток. Пиво не пью вообще, что касается коньяка, то пью его очень мало, потому что это очень тяжелый напиток, ликеры всяческие мне не нравятся, там большое количество сахара, а я чего-то толстею… Что касается вина, то его мало можно выпить, потому что Грузию у нас сейчас задавили, молдаван тоже, хорошие вина запредельно дороги. А что касается чернил, то чернила я тоже не пью.
В О П Р О С: Считаете ли вы себя зависимым человеком?
А Р Б Е Н И Н А: Зависимым?
И З З А Л А: Это к вопросу о водке?
А Р Б Е Н И Н А: Мне кажется, это три разных вопроса. Нет, я ни от чего не завишу и мне абсолютно не слабо сейчас встать, уйти, уйти вообще – из России, из шоу-бизнеса и всего остального. Нет, я никуда не собираюсь пока что.
И З З А Л А: Мне было бы очень тяжело уехать из России, а как для тебя? У меня вот сестра уехала в Штаты…
А Р Б Е Н И Н А: В Штаты не надо. Юленька, пожалуйста, ни в коем случае не уезжай туда. Это очень странное и очень неспокойное государство в том смысле, что если уж ехать куда-то, то переезжайте на север. У нас большая страна. Не надо ехать в Штаты. Вот недавно у нас там были вторые гастроли, я много где бывала и много для кого пела из наших тех, кто уже уехал, их очень жалко, их безумно жалко. У них вроде бы все есть, но радости во всем этом нет никакой. Я не хочу говорить плохо о Соединенных Штатах Америки, но я бы туда уехать никогда в жизни не смогла. Когда я говорила, что могу встать и уйти, я имела в виду, что я абсолютно свободный человек, а не пружина и не механизм в той системе музыки, которая сейчас у нас происходит в стране. Я не говорю – шоу-бизнес, потому что это смешно, это ясельки сейчас. Уйти из шоу-бизнеса – это гораздо проще, чем отказаться от всего, что ты делал до. Я пришла уже сейчас к тому, что я никогда не смогу себя предать, потому что люблю свой сон, никогда не смогу продаться, не важно, за сколько ты продался – за один альбом, или за один рубль, или за машину, которую тебе дарят на день рождения, не важно.
Г И Л Ё В А: Были соблазны?
А Р Б Е Н И Н А: У меня? До черта. У меня были примеры, которые воспользовались соблазном. Это зеро. Люди становились зеро. Я говорю сейчас о свободе. Песни можно писать и на луне. Клуб «Китайский летчик Джао Да» – это один из первых клубов, где мы играли, я прекрасно его помню и очень его люблю. Вот сколько времени прошло, и мы здесь встречаемся, а тогда даже этого зала еще не было. В моей системе ценностей все осталось так же, как и было. Ничего уже не изменится, потому что не важно, сколько людей тебя любят, а главное – как они любят тебя, насколько они тебе верны, насколько они критичны по отношению к тебе. А что касается отъездов – то пока не надо.
В О П Р О С: Ваша первая мысль утром.
А Р Б Е Н И Н А: Нет, вот это вы зря. Я не напиваюсь до поросячьего визга, слава богу, уже взрослый человек, я умею останавливаться. Что касается алкоголя, о котором я вам говорила совершенно честно и откровенно, то, как мне кажется, наибольшее ханжество, когда люди говорят: «Ой, да я не пью» и при этом заливают. Мне абсолютно не стыдно сейчас выпить перед вами 50 грамм, не более того. Что касается утра, то оно для меня всегда радостное. И у меня мысли не то чтобы нет, она у меня сопрягается с конкретным действием: я сразу выпрыгиваю из постели, сразу Робеспьюша появляется, с которым надо побегать, и баскетбольное кольцо, и так далее, и так далее… В общем, я думаю и действую сразу.
В О П Р О С: Когда устроим пикник со всеми вместе?
А Р Б Е Н И Н А: Щас, что ли? Ну не знаю. Что касается квартирника, то могу точно сказать, что он будет 12 декабря и я буду петь то, что я спела за этот год.
В О П Р О С: Любите ли вы себя?
А Р Б Е Н И Н А: Начинаю.
В О П Р О С: Чем был мотивирован сюжет клипа «Катастрофически»?
А Р Б Е Н И Н А: Моей дурью, я думаю. Недоверием, опять же.
Мне, правда, очень приятно, что у нас так все происходит, что вы пришли и что я здесь.
В О П Р О С: Хочу поехать отдыхать в январе. Куда посоветуешь?
А Р Б Е Н И Н А: Я тоже хочу поехать отдыхать в январе. Я хочу поехать в Финляндию кататься на лыжах. В прошлом году я прощелкала январь, сейчас об этом жалею, потому что горные лыжи мне очень нравятся. Я думаю, что в этом году я это сделаю.
В О П Р О С: Вы завтра будете думать о сегодняшнем разговоре? Подпись: Левый угол.
А Р Б Е Н И Н А: Конечно, буду. Вы мне так много сил сегодня дали, большое вам спасибо.
А Н Д Р Е Й Г Л А З О В: Очень много рок-групп и всяких музыкантов принимают участие в предвыборных кампаниях различных политических деятелей.
А Р Б Е Н И Н А: Баллотироваться собираетесь?
Г Л А З О В: И вы тоже достаточно социально активный человек и выражаете свою гражданскую позицию. Когда происходят события неприятные – российско-грузинские отношения, депортация из России, то где наши активные музыканты? Слились в едином молчании…
А Р Б Е Н И Н А: Не все. Сейчас очень сложно что-либо говорить и чему-либо противостоять. Что касается конкретно меня, то у меня были концерты в «Мире», два акустических концерта, я протестую против того, что сейчас происходит, но никто не обращается ко мне с тем, чтобы я поддержала либо опровергла, никто не апеллирует к моей точке зрения вообще, государству это не нужно. Ни одной из тех партий, которые сейчас находятся в фаворе, грузины по большому счету не нужны, а это вопиющая проблема, мне ужасно смотреть наши новости, где показывают, что, оказывается, все ДТП совершают грузинские послы. Девочка ехала на машине, ее сбил грузинский подданный, грузинский посол. Это такая дешевая апелляция. Я категорически против того, что сейчас происходит в этом вопросе, у меня очень много друзей-грузин, и я не знаю, к чему это вообще приведет. Не факт, что, например, завтра это не коснется армян. Что делать в этой ситуации, я не знаю. Никто от тебя ничего не требует, все уже решено и все уже сделано. Говори-не говори, поддерживай-не поддерживай, ничего не решишь. Блин.
Г Л А З О В: Концерты Нино Катамадзе в киноконцертном центре «Мир», где играли вы, перенесены под угрозой взрыва. Боятся привозить музыкантов в Россию. Что реально мы с вами можем сделать? Куда пойти митинговать, к какому посольству, министерству? Это же наше дело – стоять с плакатиком, митинговать.А Р Б Е Н И Н А: Я не думаю, что они побоятся приехать, потому что …
Г Л А З О В: Уже много концертов у нее отменено!
А Р Б Е Н И Н А: Да? А где же я ее недавно хотела послушать? Ну, конкретных шагов я не могу сейчас…я этим не занимаюсь, но если нужна будет моя помощь, я это сделаю. Я знаю, в Питере недавно была акция протеста: парни меняли паспорта в загсе на паспорта грузинов, они меняли свои фамилии на грузинские фамилии, причем делали это демонстративно, чтобы помочь… Ну и кому это? Вы об этом слышали? Нет. Это я вам сейчас об этом рассказала. Невозможно ничего сделать сейчас. Вот мы сейчас поговорим, встанем, разойдемся, если понадобится моя помощь, то я буду. Опять же, обращайтесь к Юле, она передаст мне ваше письмо с конкретной мерой или что-то, я помогу. Но сама я сделать ничего не смогу. Как и вы тоже. Мы с вами абсолютно равны. Абсолютно едины, черт возьми.
В О П Р О С: Как ты относишься к эротической фотографии?
А Р Б Е Н И Н А: И дальше написано: не имея в виду пошлого и порнографического характера. То есть автор не имеет в виду пошлого и порнографического характера, а вот эротического – в виду имеет. Сейчас я постаралась представить Робеспьюшу. Слушайте, я человек широких взглядов… Поэтому, какие проблемы?
В О П Р О С: Планируете ли вы концерты в клубах, Москва?
А Р Б Е Н И Н А: Да, меня пригласили играть в Б2... Но я пока не знаю. Еще месяц, ребят, еще месяц. На самом деле, что касается альбома, мне очень приятно то, что…вот в нашей стране принято записывать альбомы раз в десять-пятнадцать дешевле, чем позволила себе я. И мне так здорово, что я пошла на эту авантюру.
Следующий вопрос снова подписан: Левый угол. Я думаю, завтра на сайте надо чтоб кто-то придумал себе новый ник – Левый Угол.В О П Р О С: А вы не хотели бы заняться продюссированием?
А Р Б Е Н И Н А: Продюссировать некого. Разве что Мару… Ой, Козырев звонит. Короче, мне сейчас зададут вопрос в прямом эфире – «Ваши первые деньги, как Вы первый раз заработали?». А у Козырева эфир с 8 до 11, это «Серебряный дождь», он говорит: «Слушай, а можно я тебе позвоню в это время?». Я говорю: «Ну звони, но у меня будет встреча с ребятами». Он говорит, мол, неудобно отрывать, а я говорю: «Ты что, это ж будет прикольно, давай попробуем». Я думала, он уж передумал, а он нифига не передумал. Сейчас он позвонит, я быстро отвечу, я поставлю на громкую связь, думаю, будет здорово.
Салют, Мишенька. Я открою тебе маленькую тайну, я действительно сейчас присутствую на встрече в клубе Джао Да, о которой я тебе говорила, помнишь? И сейчас со мной рядом присутствует вся многочисленная аудитория, она слушает и вас и нас и вообще. Вас хуже, меня лучше. «Разговорчики». Что касается первых денег, то я прекрасно помню, что я заработала их в казино, но не в рулетку, потому что понятно, что если бы это была рулетка, то я бы сейчас сидела уже без рубашки, а я сижу еще и в пиджаке. Просто зарабатывала тем, что мы пели со Светой Сургановой песни. Это был тот самый первый момент, когда я встала на ноги и уже самостоятельно помогала маме, отцу и брату. О, я вспомнила! Нам платили 25 рублей за вечер. Нормально! 25 рублей в 93-м году! Магадан, конечно. Казино называлось «Империал», там даже рулетки не было.
Тебя слышат, я пытаюсь вывести вас громче, но у меня ничего не получается, я боюсь сейчас сбить вам волну. Но тебя слышат, очень здорово ты шутишь, как всегда. А еще очень хороший был момент, когда мы играли в Выборге, в таком маленьком театре у нас был акустический концерт, я помню, что билет стоил 10 рублей, это был, по-моему, 95-й год. И каждый по червонцу отдавал. Это достаточно просто было сделать, потому что неразменная же купюра. Я помню, у меня был столбик этих десяток, и каждая десятка пахла по-разному. Интересно. (Козырев что-то отвечает, но его не слышно. – «Р.»).
А Р Б Е Н И Н А: Я ж и говорю, он мне позвонил сегодня, говорит: «Ответь про первые деньги», а я говорю: «У меня будет встреча, но давай позвони, пообщаемся». (Гилёвой) Он, кстати, большой привет просил тебе передать и говорил, что ты очень хорошо модерируешь… (Конторовой) Юль, ну не надо разливать чай на стол, ты видишь, я даже переволновалась.
В О П Р О С: А до скольки лет вы собираетесь жить?
И З З А Л А: Левый угол?
А Р Б Е Н И Н А: Правый угол!
Г И Л Ё В А: Вот видите, две фракции у нас образовалось.
А Р Б Е Н И Н А: Смотрите, а второй вопрос: «Вы в этом уверены?». Мне нравится. А третий: «А Жириновский вам нравится?». Я начну с последнего. Нравится в тандеме с Серегой. Я вчера смотрела эти «Очи черные» и подумала, что Никита Сергеич Михалков просто Утесов по сравнению с тем, что я видела вчера. Ну ладно. А первый вопрос – это серьезно. Чем тоньше, тем ближе к воздуху. Поэтому какая разница, сколько мы проживем, и я в том числе. Если я прекращу это делать, вы это быстро узнаете. Это абсолютно точно.
А напоследок прочитаю вам стихуй. Да что вы так молчите, все живы еще!
Г И Л Ё В А: Тут у тебя от руки все написано…
А Р Б Е Н И Н А: Я постоянно все теряю, кепки свои, очки. Я когда выхожу из дома – кричу: «Где?». «Где кепка, где очки?» Поэтому вот стихотворение. Прочитаю два. Недавно написанных.
на елке у ивановых
смерть наряжает ёлку в фотокарточки папы и мамы.
коленки скулят от йода. праздник – а хочется плакать.
и лишние вилки как рёбра непойманной рыбы скелеты.
я в скатерти дырку сделал. меня отлупили за это.
и гости степенно на стуле за стол опускали спины.
и трепетно передавали друг другу салаты и вИна.
и воздуха разом не стало в накуренном жарком доме.
я голову прятал от влажных духами пропахших ладоней.
меня целовали в щёки пунцовые мягкие уши.
ко лбу прижимались губами. вискИ царапали дужки.
жалели жалели и пили и пили и ватой хмелели.
и в дедушке плакала водка. он мне утыкался в колени.
и бабушка как изваянье крестилась привычно и скоро.
и будто молитву шептала: мне скоро мне скоро мне скоро.
а в полночь часы зазвонили и били двенадцать ударов.
меня моментально забыли. меня моментально не стало.
а я стал дышать на узоры мороза в кухонной раме.
уверен: так будет теплее уснувшим папе и маме.
***
брэдбери
конец войны пришелся на ноябрь.
дешевая гостиница. шезлонги.
дождь как у брэдбери. распятые зонты.
и – не поверишь – мерзнут перепонки.
я здесь два дня. решительно один.
терзаюсь от капризов носоглотки.
лечиться не в привычке. всё само.
нет ничего прекрасней русской водки.
берлин как и тогда. кирпич в кирпич.
хожу до ресторана и обратно.
и девочки плющами вьют углы.
готовые за марки и бесплатно.
я не могу ни с кем. прошло 6 лет.
измену чувствуешь уже в прихожей.
я знал их всех в лицо. я шёл в кино
и спал как в плащ-палатке макинтоше.
я был как мальчик. я такой сейчас.
нелепый для неё с момента встречи.
европа постарела и гниёт
и равнодушна к винегрету речи.
я отпустил её. не знаю сам зачем.
она была одна такая.
со мной с тех пор всё было. всё прошло.
я струсил.
каюсь каюсь каюсь каюсь.
Джао Да»
м. «Китай-город», Лубянский проезд,
дом 25
«Китайский летчик
Джао Да»
м. «Китай-город», Лубянский проезд,
дом 25